– Ты же говорил, что не обратил внимания.
– Хорошо. Я солгал. Это один из тех моментов, когда ради самосохранения человек лжет. В любом случае, если бы я сказал, что смотрел, ты сочла бы меня извращенцем. Если бы я сказал, что совсем не смотрел, то ты решила бы, будто у тебя что-то не в порядке.
– Да? А у меня все в порядке?
– Я пытаюсь вести себя как профессионал.
Она задумалась.
– Профессионал – в каком смысле? Условия каких правительственных контрактов, ты говоришь, исполняешь?
– Я такого не говорил.
– Ответственная работа, – вспомнила она. – Ты спасаешь людей, да?
Тернер фыркнул:
– Я не герой, Кейси. Даже не думай об этом. Ты заблуждаешься.
– Как я могу об этом не думать, если ты меня спас? – прошептала она, внезапно посерьезнев. – Тернер, ты спас мне жизнь. Как тебе удалось? Где ты всему научился?
– Ерунда, – искренне ответил он. – Мне за это платят. Я должен оставаться хладнокровным, когда вокруг ад.
– Ты удивительный, – произнесла она.
– Если бы я был такой удивительный, то не ушел бы из гостиницы без мобильного телефона, – с сожалением сказал он.
– Нет, – произнесла она. – Тернер, ты самый изумительный человек, которого я знаю. И я считала тебя таковым до того, как увидела твои трусы боксеры-брифы.
– Ага. У тебя началась эйфория после спасения от смерти.
– Поэтому мне хочется смеяться?
– Если не над моими боксерами-брифами, тогда да, наверное.
– Эйфория, – прошептала Кейси, размышляя над этим понятием. Именно эйфорию она испытывала, лежа под одеялом рядом с почти обнаженным Тернером. Абсолютная и полная эйфория, будто она никогда не переживала лучшего момента в своей жизни.
– Я должна присмиреть, – произнесла Кейси неразборчиво, словно пьяная. – Но я в эйфории. По крайней мере, на мне не были розовые трусы с надписью «Воскресенье». У тебя тоже эйфория, Тернер?
– Ага, конечно, – резко ответил он. – Я лежу обнаженным с красивой женщиной, и обстоятельства самые неподходящие. Ты выудила у меня личную информацию о моих и своих трусах. У меня такое ощущение, что в твоей жизни невозможно предугадать ни одно событие.
– А ты хотел что-то предугадать? Ты предполагал, что мы будем лежать рядом голые? Когда-нибудь?
Он простонал:
– У меня есть только одно слабое оправдание. И я его уже использовал. Я мужчина. Мужчинам свойственно строить предположения.
– Вот это да! – Кейси казалось, будто Тернер только что объявил об открытии новой планеты. – Мужчины думают о голых женщинах. Всегда?
– Почти, – кивнул он.
– Обо всех женщинах на планете? – Кейси хихикнула.
– Нет, – грубо ответил он. – Не обо всех.
– То есть если ты предполагал, что разденешься, чтобы согреть замерзшую женщину, ты заранее хотел, чтобы это была я?
– Кейси!
– А?
– Помолчи. Я тебя умоляю.
– Я замолчу, если ты просто ответишь на мой вопрос.
Но Тернер не ответил. Он крепче прижал Кейси к себе и положил подбородок на ее макушку. Она уткнулась лицом в его грудь, и ей показалось, что он ей ответил.
От безумной усталости Кейси уснула. Прижимаясь к Тернеру, она постепенно согревалась и меньше дрожала. Итак, опасность миновала.
Разве миновала? Они лежат голые рядом друг с другом и совсем недавно обсуждали свое нижнее белье. Скорее всего, они вошли в опасную зону совершенно другого характера.
Во всех остальных ситуациях Тернер Кеннеди выполнял миссию. Каждое его движение было отточено и хорошо контролировалось, он работал на пределе человеческих возможностей. Он знал, во что ввязывается, какие методы и навыки будет использовать, понимал, что сможет контролировать, а что не сможет. Он ничего не оставлял на волю случая.
Тернер верил себе и людям, которые с ним работали, верил в тщательно вычисленные шансы, даже если эти шансы не всегда были в его пользу.
Тернер не верил в чудеса.
Но, вспоминая о том, что произошло сегодня вечером на треснувшем льду, он начинал думать, будто на этот раз без чуда не обошлось. Каковы были шансы, что он найдет лестницу возле коттеджа? Каковы были шансы, что рядом окажется коттедж? И в этом коттедже найдется все, что ему нужно, чтобы спасти Кейси? Ведь была вероятность, что она пойдет гулять по озеру одна.
