Ох, тут Жорж, как некстати! Крепкий тип, учитывая его ночные похождения.
Хм… он тоже не рад моему визиту. Какая у нас взаимность!
— Макс, я бы хотел поговорить с тобой без лишних свидетелей! — говорит Жорж, красноречиво делая ударение на двух последних словах.
— Не извольте беспокоиться, — ехидно отвечаю я, — у меня ведь голова плоховата. Я не пойму ни слова из вашей беседы.
Макс, дабы не накалять обстановку, протягивает мне книгу:
— Подождите, дорогая, — извиняясь, говорит он, — на пару минут.
Хоть на пятнадцать, хочу сказать я, но сдерживаюсь.
Вот уж не ожидала хамства! Я бросаю книгу на диван и подкрадываюсь к комнате, куда ушли Макс и Жорж.
— Макс, ты должен поддержать петицию! — громко говорит Жорж.
Макс, не слушайте его! Не слушайте!
Макс что–то тихо отвечает Жоржу.
— Ладно, я к тебе ещё зайду! — говорит тот.
Кажется, на этом их беседа завершена. Я быстро отскакиваю от двери. И вовремя, иначе Жорж разбил бы мне лоб дверью. Жорж быстро выходит, грубо отодвинув меня с дороги, направляется к входной двери.
Наконец мы с Максом одни!
— Макс, дорогой, — ласково начинаю я, — вы не представляете, что мне пришлось вчера пережить! Я обошла весь Париж пешком, ужасно устала, моё шёлковое платье пришлось выбросить. А на протяжении всего дня я общалась с людьми типа Жоржа. Поверьте мне, вы единственный человек, которого я за эти два дня рада видеть.
Макс терпеливо выслушивает мой бред.
— Так что же должно произойти? — спрашиваю я. — Вы мне писали, что в Париже должно случиться нечто ужасное!
— Дорогая, — ласково говорит он, — я имел ввиду беспорядки, которые может вызвать петиция. Её хотят выставить завтра на подписи. Мой вам совет, не выходите в тот день из дому, а ещё лучше — покиньте Париж.
Его ласковый голос постепенно становится тверже и холоднее.
— Мадлен, милая, если у вас ко мне конкретные вопросы, я вас слушаю, — продолжает он. — Простите меня, мне нужно уходить… Я могу проводить вас… Вечером после шести я буду целиком в вашем распоряжении… Прошу простить, что так получилось…
Уходить? Мне хочется обругать этого нахала грубыми словами. Уйти, оставить меня! Ах, у него дела! Политика! Для него это важнее меня!
Внешне я сохраняю невозмутимость.
— Хорошо, — киваю я. — Один вопрос: вы поддержите петицию? Прошу вас, не делайте этого — это опасно!
— Милая, — говорит Макс. — Не стоит пока говорить об этом. Я ещё не принял решения.
Его голос звучит холодно и учтиво.
Как я ненавижу, когда Макс использует эту манеру в разговоре со мной.
Макс берет папку с бумагами и вопросительно смотрит на меня.
— Вы куда? — задаю я краткий вопрос.
Ещё немного — и я взорвусь.
— Мне нужно повидаться кое с кем, — отвечает он.
Макс берёт меня за руку. Мы выходим.
Интересно, этот «кое–кто» мужчина или женщина?
Я, Макс Робеспьер, с трудом подавил свои эмоции. Как тяжело было сохранять ледяную учтивость, когда так хотелось заключить Мадлен в объятия и целовать… Хватит об этом… Проклятая булавка… Нет, я никогда не спрошу Мадлен об этом… Никогда не устрою сцен ревности… Это не для меня…
Хватит, хватит! Я веду себя, как влюблённый подросток. Булавка? Подумаешь, булавка. Мадлен могла давно подарить её Барнаву. А если недавно? Что из того? Она могла сделать это, чтобы Барнав от неё отстал. Вот и всё.
Мысли мои приходят в порядок. Волнение успокаивается. Мадлен будет у меня вечером, мы с ней спокойно побеседуем. Я столько сил потратил, чтобы вернуть расположение Мадлен. Не дам всё разрушить глупой ревности.
О Мадлен! Непостижимая тайна. Она изменилась. А может, это просто внешняя оболочка. В душе она всё та же наивная девочка. Хотя… вдруг Мадлен действительно стала хитрой и опасной интриганкой. Какая разница! Я её люблю!
Моё имя Беатрис Ванель, мне 25 лет. Я покровительствую талантливым молодым людям. Лесот — вот тот непризнанный гениальный художник, которому нужна поддержка! Ох, бедный мальчик! Визит глупой Лемус разволновал его. Всё из–за этой отвратительной Стефани!
— Бедный мсье Лесот очень любит эту девушку, — говорю я Лемус. — Не понимаю почему. Стефани так жестоко с ним обошлась, так ранила его. А Лесот так слаб и чувствителен.
