— Пуля прошла в дюйме от моего уха, дружище.
— Откуда ты знаешь?
— При этом одновременно со звуком выстрела происходит какое-то чмоканье. Если бы она пролетела далеко от уха, я его не услышал бы. Если бы стреляли с сотни ярдов, ты тоже услышал бы. Когда же снайпер палит из винтовки с пятисот ярдов, раздается жужжание, чмоканье, а потом выстрел.
— Благодарю тебя, Тревис, за сведения, которыми, надеюсь, никогда не воспользуюсь.
Он начал было карабкаться дальше, но я схватил его и сдернул:
— Отдохни пока, Мейер.
— По какой причине?
— Если это какое-то хобби, вроде охоты с фонарем на оленей, значит, он с дребезгом укатился из нашей жизни, распевая старые застольные песни. Но если его намерение по неизвестным нам причинам было серьезным и истинным, этот тип еще вернется. Мы не сумели определить, где именно из кустов вышла юная леди, потому что у нас теперь нет фар. А у него они есть, так что он сможет увидеть, где мы выбрались из кустарника. Поэтому давай сейчас уйдем вдоль склона к югу футов на тридцать и еще чуточку обождем.
Так мы и сделали, обнаружив более покатый склон. Но только уселись, как услышали, что грузовик возвращается. Видимо, для разворота ему пришлось проехать какое-то расстояние. Мы слышали, как он замедлил ход, видели свет на траве в паре ярдов над нашими головами. Затем огни передвинулись дальше, грузовик затормозил и, наконец, остановился. Мотор тарахтел лениво, с перебоями. Я прополз червяком поближе к грузовику, раздвинул траву, взглянул на его зад. Слабый свет освещал наполовину заляпанный грязью флоридский номер. Разобрать его не было никакой возможности. Мотор умолк, фары погасли. Правые колеса стояли на обочине. Наступила полная тишина.
Я подался назад, прижался губами к уху Мейера:
— Надеюсь, фонарика у него нет.
Мейер ничего не ответил. Насекомые и лягушки постепенно закончили ночной концерт. Я затаил дыхание, напрягся, вслушиваясь в каждый звук, и даже вздрогнул, когда ржавая дверца грузовика неожиданно хлопнула.
Осторожно нагнувшись, я зачерпнул пальцем грязь, вымазал себе лицо и снова пополз вверх по склону, чтобы получше рассмотреть грузовик. Однако в звездном свете на расстоянии футов в двадцать разглядел лишь угловатую тень.
— Орвилл! Слышишь, Орвилл! — позвал кого-то мужчина хриплым шепотом. — Теперь ты один, парень. Я ведь уложил дылду Хатча, правда? Он мертв или почти мертв. Отвечай, Орвилл, будь ты проклят ко всем чертям!
Меня не привлекла мысль объявить, что тут нет ни Орвилла, ни Хатча.
Помолчав, мужчина проговорил в полный голос:
— Орвилл! Можем договориться. По-моему, ты меня слышишь. Спрячь убитого поглубже, слышишь? Утопи его в грязи, а завтра мне позвони, слышишь? Придумаем, где встретиться, обговорим дело в каком-нибудь людном месте, чтобы мы оба не дергались.
Вдали послышался шум приближающейся машины. Снова хлопнула дверца грузовика. Медленно и болезненно взвыл стартер, заставляя работать основной аккумулятор. Потом раздался грубый рев, вспыхнул свет задних подфарников, зажглись фары, и грузовик уехал. Я подумал, что, возможно, мужчин было двое. Один остался и ждет, пригнувшись на склоне, — горит желанием пробить дыру в старине Орвилле.
Я велел Мейеру не двигаться, а сам под прикрытием шума и ветра, поднятого движущимся на север седаном, которому предстояло вскоре нагнать грузовик, выскочил и побежал вдоль обочины в ту же сторону. Пришлось сильно щуриться, чтобы хоть что-то видеть во тьме, и надеяться, что если кто-то здесь притаился, то он не поступает точно так же. Я скатился по склону там, где стоял грузовик, остановившись около самой воды. Никого.
Тогда снова выбрался на дорогу, позвал Мейера, и мы проворно направились к югу. И так прошли ярдов триста, останавливаясь раза три-четыре, прислушиваясь и приглядываясь, не возвращается ли грузовик с потушенными огнями.
Наконец нашли более или менее открытое место на восточной стороне дороги, на другой стороне канала. Продирались туда сквозь заросли, присмотрели местечко под большой австралийской сосной и уселись на пружинистой подстилке из коричневой хвои, прислонившись спинами к огромному стволу. Пересмешник над головой вежливо и торопливо предупреждал всех других пересмешников, чтобы они, черт возьми, держались подальше от его гнезда, дамы сердца и ребятишек.
