– Я тут подумал, – сказал Восс, когда Брок вернулся в дом, – может, лучше объединиться с другим фермером? Ральфу Мартинсону нужны рабочие руки, его работник уволился.
– Я не уеду.
Восс бросил на него прохладный взгляд.
– Потому что не хочешь снова быть дебилом?
Брок скривился, но ответил ровным тоном:
– Называй как хочешь.
– Я не намерен оставаться здесь на веки вечные.
– Тебя никто и не заставляет. Пошли, пора доить коров.
– Какого черта! Что ты собираешься делать с молоком от тридцати коров? Грузовик с маслозавода не приезжает третий день.
– Ммм, да… потом что-нибудь придумаю. А сейчас нельзя допустить, чтобы у коров лопнуло вымя.
– Почему нельзя? – пробормотал Восс, но все-таки поплелся за Броком в хлев.
Дойка тридцати коров – нелегкая задача даже с помощью механизации. Большинство коров Брок решил отпустить, однако надои полагалось сокращать постепенно. В настоящую минуту коровы беспокоились и не слушались команд. Он вышел, взял вилы и начал набрасывать через забор сена для овец, по заведенной привычке явившихся из леса на кормежку. Из хлева вдруг раздался дикий визг Восса. Обернувшись, Брок увидел приближающегося здоровенного быка голштинской породы.
Вырвался! Брок схватился за пистолет на поясе, потом опять за вилы. Пугач бесполезен против такого монстра. Бык фыркнул, взрыл копытом землю и тряхнул головой с обрезанными рогами.
– Ладно, приятель, – Брок медленно двинулся быку навстречу, облизывая сухие, как песок, губы. Сердце гулко стучало в ушах. – Спокойно, возвращайся в хлев.
Джо сделал стойку рядом с хозяином и зарычал. Бык нагнул голову и бросился в атаку.
Брок собрал волю в кулак. Гигантская туша заслонила небо.
Вилы вошли в горло быка под нижней челюстью. Брок сразу же понял, что допустил ошибку – надо было целить в глаза. Вилы вырвало у него из рук, он сам кувырком полетел на землю. Бык тыкал лбом в грудь Брока, пытаясь проткнуть его несуществующими рогами.
Зверь вдруг взревел от ужаса и боли. Джо подкрался сзади и схватил быка за причинное место. Гигант развернулся, задев копытом ребра лежащего. Брок выхватил пистолет и выстрелил снизу вверх. Потом кое-как встал и подскочил к могучей башке животного. Приставив пистолет к уху, он нажал на спуск. Бык споткнулся, упал на колени. Брок разрядил в его череп всю обойму.
После чего сам упал на труп, улетая в темный колодец.
Он пришел в себя из-за того, что его тряс Восс.
– Ты ранен, Арчи? – послышался в ушах бессвязный лепет. – Ты ранен?
Брок позволил отвести себя в коттедж. После бокала виски ему полегчало, и он осмотрел свое тело.
– Я в порядке. Ссадины, порезы, обошлось без переломов. Все нормально.
– Говорить больше не о чем. – Восса трясло больше, чем Брока. – Мы уезжаем.
Рыжая голова качнулась.
– Нет.
– Ты с ума сошел? Мы здесь одни, животные вырвались на волю, все летит к черту! Ты с ума сошел?
– Я остаюсь.
– А я нет! И даже готов взять тебя за компанию.
Джо заворчал.
– Ни к чему. – Брок вдруг почувствовал страшную усталость. – Хочешь уехать? Уезжай. А меня не трогай. Я и один проживу.
– Ну тогда…
– Завтра отгоню часть стада к Мартинсону, если он согласится принять. С остатком сам управлюсь.
Восс еще немного поспорил, махнул рукой, взял джип и уехал. Брок улыбался, сам не зная чему.
Он сходил в бычий хлев. Ворота были сломаны умышленно. Наполовину надежность изгороди всегда держалась на непонимании животными простой истины – она не выдержит, если ее постоянно расшатывать. Теперь, видимо, поняли.
– Чтобы закопать этого великана, понадобится бульдозер. – В последнее время Брок не находил ничего необычного в разговорах вслух с собакой. – До завтра подождет. Давай перекусим, приятель, а потом почитаем и послушаем музыку. Мы с тобой, похоже, остались одни.
Глава 6
Город – сложный организм, Коринф прежде не обращал внимания на тонкость и хрупкость его балансировки. Теперь она исчезла, и Нью-Йорк быстро скатывался к хаосу и смерти.
Работали лишь несколько линий подземки – костяк системы, которой управляли люди, преданные работе, ставшей для большинства скучной и муторной. Пустые, темные станции были завалены неубранным мусором, визг вагонных колес говорил о муках одиночества. Коринф ходил на работу по грязным улицам, от прежнего непрерывного потока машин остались жалкие ошметки, никакие дорожные правила не соблюдались.
