На галерее ловили теперь каждое слово Берквеста — улыбка здесь, кивок там — и одобряли его сухую, неторопливую манеру речи.
— Точно так же разумно для эсквайра Д'Алсеннена, — Берквест поднял палец, — в отсутствие в настоящий момент сьера того Имени обратиться за советом и поддержкой к сьеру Дома, который рисковал столь многим и в материальном отношении, и в отношении своей репутации, чтобы помочь колонистам, потерянным за океаном. Возможно, прими Ден Домезин и Тор Приминаль участие в той первой экспедиции, вместо того чтобы смеяться над глупостью Д'Олбриота, те Дома уже познакомились бы со своими далекими кузенами. Эсквайр Олбарн и барышня Гуиналь могли бы быть благодарны за их помощь и совет. Но мы никогда этого не узнаем, потому что их полностью игнорировали их прежние Имена. Тор Арриал, с другой стороны, указал нам всем лучший путь, радушно приняв свою давно потерянную дочь. Теперь он готов работать с Д'Олбриотом, дабы поддержать колонистов Келларина в их будущих начинаниях.
Берквест не взглянул на Авилу, и, вероятно, правильно сделал, потому что со своего места я видел, как порозовела ее шея. Значит, сьер привлек Тор Арриала на свою сторону; это хорошая новость. Но даже сотая доля келларинской торговли очень не скоро вернет тому Имени его былое положение. Униженному в настоящее время Тор Арриалу было мало что терять.
Берквест облокотился на трибуну.
— Разумеется, какие-то поступки или обстоятельства могут выглядеть хорошо или плохо в зависимости от вашей точки зрения. Вот почему мы доверяем суду выслушать все аргументы, посмотреть на ситуацию в целом и вынести решение без страха и предубеждения. — Он тепло улыбнулся резной ширме и спокойно вернулся к своему столу.
За ширмой раздался приглушенный шум и прозвенел колокольчик. По этому сигналу все клерки развили бурную деятельность: одни яростно строчили, другие перебирали гроссбухи и записи. На галерее зажужжали разговоры, в различных домыслах сквозило нетерпение.
— В чем дело? — Темар посмотрел на меня с недоумением. — Что теперь?
— Каждый адвокат представляет свои доводы подробно, пункт за пунктом, приводя доказательства. — Я указал на ящики с документами и гроссбухи, сложенные высокими стопками в центре каждого стола. Берквест непринужденно болтал, улыбаясь своим клеркам, и лениво обмахивался листом пергамента. В противоположность ему адвокат Ден Домезина лихорадочно вчитывался в убористо исписанный лист бумаги, а человек Ден Мюре выглядел определенно нездоровым. У каждого из них команда клерков была намного меньше, и некоторые помощники казались безусыми юнцами.
— Когда человек Д'Олбриота получит возможность отвечать? — спросил Темар.
— Всякий раз, когда император решит, что точка в вопросе поставлена, и захочет услышать другую сторону. — Я кивнул на ширму. — Ты услышишь колокольчик.
— Какой от всего этого прок? — раздраженно прошипела Авила. — Вы, люди, произносите слова, которые должны подтвердить вашу правоту, и все равно умудряетесь лгать и лицемерить.
И сьер, и Камарл, и я сам посмотрели на нее в замешательстве.
— Простите, но я не понимаю, — извинился эсквайр за всех нас.
Барышня повернулась.
— Эта молитва Рэпонину, что она значит для вас?
Камарл непонимающе поднял брови.
— Это напоминание всем участникам поступать честно.
— Каждого, кто будет уличен в нарушении клятвы, наказывают, — заверил ее мессир.
— Те слова когда-то призывали доказательство Высшего Искусства против любого нарушения клятвы! — Авила сделала глубокий вдох и заговорила спокойнее. — Заклинание делало ложь невозможной в стенах суда.
— В наше время всегда было так, — мрачно подтвердил Темар.
— Что случалось с тем, кто лгал? — нахмурился Камарл.
Я знал, о чем он думает. Все мы слышали детские сказки о лисице, которая солгала Талагрину о том, кто съел яйца зуйка. Ее язык почернел и ссохся, но Д'Олбриоту не пойдет на пользу, если это случится с каким-то адвокатом противоположной стороны. Нас явно собирались попрекать общением Дома с магами, и любое открытое колдовство только ухудшит дело.
— Окажи мне любезность: слушай, когда я говорю, — огрызнулась Авила. — Никто не смеет лгать. Если они попытаются солгать, то просто не смогут ничего сказать. Молчание — это и есть доказательство нечестности, которое требуется.
