Керби прошёл ещё несколько шагов и вдруг замер, как вкопанный. Прямо на него из мрака метнулась какая-то тень. Дуло его револьвера уже уставилось на нападавшего, а палец готов был надавить на курок, когда он понял, что целится в женщину. Тёмные глаза, в которых блуждали лунные блики, смерили его твёрдым, непреклонным взглядом.
— Джоана Лари! — пробормотал он. — А ты что здесь делаешь?
— Я поджидала тебя, — ответила девушка, понижая голос. — Я знала, что ты явишься за своей лошадью. Нужно было предупредить тебя, что здесь засада. Но ты почему-то подошёл с другого края конюшни…
— Но почему?.. — он не договорил, чувствуя, что совершенно сбит с толку.
— Я хотела отблагодарить тебя! — прошептала она. — Ведь ты… ты всё-таки убил его, да?
— Я не убивал! — попытался возразить Керби. — Я…
— Брось! Они мне всё рассказали! — воскликнула она. — Я сама его видела. И это разбитое окно, через которое прошла пуля. Гарфильд, правда, говорит, что ты целился в него. Но какая мне разница? Прости, что едва не застрелила тебя. Теперь я — твоя должница.
— Господи, ну и дела тут творятся, — проговорил Керби, нервно дёргая плечами, — ты можешь мне объяснить, что ты за человек? Чего добиваешься? Ведь я же тебе говорю…
— Помолчи, — прервала она его. — Нас могут услышать, тут везде расставлены люди. Тебя ищут по всему городу. Идём со мной, доверься мне ещё раз.
Керби не мог заставить себя сдвинуться с места. Им овладевало странное чувство, будто он увяз в некой невидимой, диковинной паутине. До сего момента он мог выкарабкаться из любого хитросплетения, которыми осаждал его мир мужчин, неотъемлемыми составляющими которого всегда были насилие, вероломство, кровь; но эта загадочная, кипевшая злобой красотка сновала в лабиринте своих прихотей и страстей, прислушиваясь к какому-то непостижимому, неподвластному разуму наитию. Он вдруг понял, что целиком находится в её власти. Стоило ей крикнуть — и он через мгновение оказался бы в лапах кровожадной толпы. Значит, он в самом деле должен был довериться ей или, по крайней мере, сделать вид, что доверился. Она заговорила о долге; кто знает, не намерена ли она всерьёз расплатиться с ним по тому жутковатому счёту, который, как она полагала, он вправе был ей предъявить? Он был захвачен её невыразимым человеческим обаянием, и в то же время находил в этом обаянии всё меньше истинно человеческого; её кровожадная, мстительная натура коробила его, но вместе с тем властно его приманивала, и, подобно кролику, обворожённому удавом, Керби безропотно последовал за ней.
Тем временем ночь застыла на пороге, готовая освободить проход наступавшему дню. На город опустилась предрассветная мгла. В Сан-Хуане не осталось ни единого окошка, где бы горел свет. Даже в салунах погасли огни. Джоана вела Керби городскими околицами, и пока они шли, Керби захотелось получить ответ ещё на один вопрос.
— Кто был тот человек, который прискакал в город час тому назад? Он ещё ревел, как раненый бык.
— Гризли Элкинс, охотник за бизонами, — ответила она. — Его артель тоже содержал капитан Блантон. Они набрали большую партию шкур, погрузили их в фургоны, которые прислал Блантон, и отправили в Сан-Хуан. Фургоны были в Сан-Хуане вчера вечером. Элкинс со своими людьми остался в лагере, чтобы собрать новую партию, а фургоны должны были вернуться к ним с запасами провизии и отвезти в город новые шкуры. Но когда фургоны вышли из лагеря, на охотников напала шайка команчей и перебила их всех до единого, кроме Элкинса. Неудивительно, что они не смогли с ним совладать. Его нельзя убить — это зверь в человеческом обличье. А вот мы и пришли.
Джоана наклонилась к двери, открыла её и перешагнула порог. Там, куда она вошла, не было видно ни зги. Она поднесла губы к его уху и проговорила вполголоса:
— Спрячься здесь. Я постараюсь украсть для тебя лошадь.
— Лошадь — дело хорошее, когда хочешь уйти от погони, — сказал Керби. — Но я не сяду в седло, пока не прикончу Джима Гарфильда, даже если останусь здесь навечно.
Она провела его через комнату, пошарила рукой по стене и нащупала другую дверь.
