Она застыла не дыша, потеряв способность думать. Она могла только смотреть во все глаза.
Ей следовало бы покраснеть как маков цвет и выскочить из его спальни, но она не могла. Сердце глухо стучало в ее груди, пальцы свело судорогой от желания коснуться могучих мускулов и ощутить тепло его кожи. Боже, как он прекрасен, думала София.
Дугал встал, расставив ноги, словно пытаясь смутить ее и отвести взгляд.
— Что же привело вас в мою спальню, мисс София? Вы именно это имели в виду, когда обманом вынудили сестру пригласить вас остаться в нашем доме? Вы явились соблазнить меня и выставить в дурацком свете перед гостями?
Облизнув пересохшие губы, София хрипло произнесла:
— Я пришла поговорить с вами. Вечером мы будем среди гостей. Может быть, у нас не найдется времени, чтобы поговорить с глазу на глаз.
— Вы не можете дождаться утра?
— Утром я уеду.
Его глаза блеснули.
— Что такого важного вы хотите мне сообщить, черт возьми, что не может ждать?
Она посмотрела на его мужскую плоть, и ее рот наполнился слюной. Ужасно хотелось коснуться губами его кожи. Она и правда такая горячая, какой кажется? Провести кончиками пальцев по могучим мускулам. Растаять в его объятиях, почувствовать его губы и…
София смотрела на него во все глаза. Зеленые глаза сверкали негодованием.
— Что вам от меня нужно? Что?
Она протянула руку и вдруг поняла, что документа у нее нет. Должно быть, обронила. Оглядевшись, она заметила его у себя под ногами. Нагнулась поднять — и застыла на полпути. Ее глаза были как раз на уровне возбужденной мужской плоти.
Ее губы были в нескольких дюймах от его ствола, ровного, твердого и огромного. Вот что доставило ей тогда такое наслаждение! От этой мысли ее бросило в томительный жар. Она загорелась желанием потрогать его. Подняла руку…
Он схватил ее за плечи — ей даже стало больно. Хрипло проговорил:
— София…
Она вдруг поняла, чего он хочет. Ей подсказало сердце. Невероятное, непристойное желание. Тем сильнее ей захотелось это сделать.
София наклонилась вперед и медленно, ужасно медленно поцеловала самый его кончик. Дугал хрипло вздохнул, а она вскочила на ноги, держа в руках документ.
Она протянула Дугалу сложенный лист бумаги, не смея поднять на него глаза. Что такого в этом мужчине, что ради него она забыла стыд?
Воцарилось молчание. Потом Дугал выхватил у нее документ. Развернул его.
— Купчая? Мне это не нужно.
Глядя ему в глаза, она ответила:
— Мне тоже.
Его брови сошлись на переносице.
— Почему нет? Разве не из-за дома вы набросились на меня…
— Произошедшее стало для меня полной неожиданностью. Как и для вас.
— Я вам не верю.
— Тогда почему я здесь, отдаю вам купчую?
— Из чувства вины? — Его глаза потемнели и казались совсем черными.
— Нет. Я ни в чем не виновата. Я чувствую совсем другое.
Он отвел взгляд от ее лица и посмотрел на документ. Огонь золотил его светлые волосы и смятую бумагу в его руке.
Наконец он поднял голову.
— Мы с вами словно трут, из которого вот-вот разгорится пламя. Не знаю, что нас так влечет друг к другу. Никогда со мной такого не было.
Его слова взволновали Софию до глубины души. Она заставила себя взглянуть в его глаза.
— Я тоже не понимаю. Но меня это… немного пугает.
— Той ночью, в библиотеке… я не сделал вам больно? По его голосу она поняла, что он действительно тревожится, и быстро ответила:
— Нет. Конечно, нет. Мне было… хорошо. Правда хорошо.
— Вы сказали, что уже не девственны. Почему солгали?
Ее щеки загорелись жарким румянцем.
— Я знала — стоит сказать вам правду, и вы уедете. А я вас хотела.
Он внимательно смотрел ей в лицо. Потом кивнул и слабо улыбнулся:
— Разумно. Я понимаю, что такое страстное влечение.
— Да, вы понимаете, — горячо откликнулась София.
Дугал тихо рассмеялся, его взгляд смягчился.
— Вас, кажется, это поразило.
— Это было прекрасно… Дугал, насчет дома — простите мне обман. Это была заветная мечта мамы — чтобы мы с Рыжим жили в своем доме. Отец отправился в Эдинбург продать последние мамины драгоценности, чтобы было на что починить крышу. И проиграл дом вам. — Она беспомощно взмахнула рукой. — Он хотел как лучше. Ничего не вышло…
