Или им приходится искать дорогу, чтобы попытаться вернуться в стадо.
Или они прекращают свой путь.
Снегопад закончился. Я поддерживаю огонь в костре. И жду возвращения Виктора. Думаю, что он вернется без дичи, потому что я не слышу выстрелов. Глядя на языки пламени, я думаю о том, что нам делать дальше. Если идти дальше, то надо решать куда? Если сидеть и ждать, то возникают вопросы — зачем и что?
Я полагаю, что мы примерно около месяца или немного дольше скитаемся в лесу. За это время мы должны были найти какую-нибудь жизнь, но этого не произошло. Мы не шарахались по лесу бесцельно, а топали вдоль реки, но…
Тайга бесконечна. Так мне кажется.
Хотя, возможно, нам просто не хватает терпения. Река рано или поздно должна впадать в море.
Если это правило применимо здесь и сейчас.
Я улыбаюсь. Когда сомнения поселяются в сознании, то это значит — мы на правильном пути. Если нет уверенности в правильности пути, значит, всё идет так, как надо.
Порой не мы выбираем свою дорогу, а дорога выбирает нас.
Подняв голову, я вижу Виктора. Он не один. Рядом с ним идет человек. И это не Валентин.
Невысокий мужчина в серой шапке и светло-коричневом меховом полушубке. На ногах теплые штаны. Он идет чуть поодаль от Виктора, и, главное, у него в руках ружье, а Виктор безоружен. Я спокойно смотрю на приближающихся к костру людей и терпеливо жду. Наверное, подсознательно я что-то подобное и ожидал. Точнее, я уже достаточно давно подозреваю, что это должно произойти.
— Всё нормально, — говорит Виктор, словно я волнуюсь или как-то проявляю свою агрессию, — я сам отдал оружие. Нам в любом случае нужна помощь.
Я киваю. И смотрю на новое лицо. Глубоко посаженные глаза на худом лице равнодушно смотрят на меня. Губы сжаты. Ствол ружья смотрит в землю, но я не сомневаюсь, что при необходимости он будет направлен на меня.
— Давай, Михаил, туши костер и пойдем с ними.
И повернувшись к мужику, Виктор показывает рукой на палатку:
— Я соберу наши вещи.
Мужик кивает. Он продолжает смотреть на меня, словно ему не интересно, что делает мой спутник.
Теперь понятно, — мужик в полушубке не один. Где-то рядом есть еще кто-то, и он явно держит Виктора на мушке. Неторопливо забрасывая угли снегом, я периодически поднимаю голову и смотрю на Виктора. Можно сказать, что он немного встревожен, но это все эмоции, которые можно заметить по лицу. Он двигается спокойно и размеренно, собирая палатку и упаковывая рюкзак.
— Всё, можно идти, — говорит Виктор, убедившись, что я потушил костер и готов двигаться дальше.
Мужик, не сказав ни слова, показывает направление рукой. Затем он жестом предлагает нам идти вперед.
Мне интересно, что будет дальше. Я иду за Виктором в тишине морозного утра и думаю о том, что мой путь продолжается. Пусть даже рядом нет Богини, которая ведет меня к свету далеких фонарей. Пусть я даже совсем не уверен, что впереди есть что-то еще, кроме бездны.
11.
Сидя в очереди, Мария Давидовна невольно смотрела на окружающих беременных женщин и слушала, о чем люди говорят. Разговоры были однотипные: о беременности и будущем ребенке. Слева одна женщина рассказывала другой о шевелениях плода, на что это похоже и как она первый раз поняла, что это действительно шевеления будущего ребенка. Она пыталась объяснить, на что это похоже, — жесты и слова отражали её непонимание того, что она чувствовала.
Справа беременная пыталась объяснить подруге, почему она хочет рожать в перинатальном центре. Подруга перебивала её, пытаясь высказать свою точку зрения на этот родильный дом, где, по её мнению, всё плохо — от отношения к пациентам до состояния помещений.
Женщина, которая пришла на ультразвуковое исследование вместе с мужем, прижималась к плечу мужчины, словно пыталась доказать себе и окружающим, что она безмерно счастлива. Обреченность на лице представителя сильного пола и его грустные глаза подчеркивали это счастливое состояние беременной женщины.
Мария Давидовна грустно улыбалась. Ей даже не с кем поговорить. Она здесь одна, и это одиночество заставляло её, склонив голову, вести себя так, словно она здесь случайно.
