— Ты хочешь сказать, что Тамара была беременна?!
Наконец-то я узнаю имя девушки. Я смотрю на округлившиеся глаза Виктора и киваю. Конечно же, нельзя быть уверенным на сто процентов, но мне хочется дать ему надежду и желание жить. Впрочем, скорее всего я прав.
— Я думаю, что ты совсем немного не дождался свою девушку. Наверное, она куда-нибудь уехала из города. Потом, когда она поняла, что беременна, пошла к доктору. Может, она хотела прервать беременность, может, хотела сохранить, — тут уж я ничего не могу сказать. В любом случае, было проведено стандартное обследование и получены отрицательные результаты анализов. Думаю, ей объяснили, что она была не права. Она вспомнила о тебе и о том, как несправедливо обвинила, вернулась в город и — не нашла тебя.
Я высказываю Виктору свои умозаключения. Он смотрит на меня и молчит. Забытая кружка с чаем стоит в стороне. Мне хочется, чтобы он сам пришел к правильным выводам, поэтому я замолкаю.
Проходит минут пять, и только после этого Виктор говорит:
— Это что же получается, Тамара могла выносить моего ребенка и родить. Или она не нашла меня и сделала аборт.
— Ну, мне кажется, что случилось первое, потому что если женщина действительно любит, то она обязательно сохранит плод любви. Возможно, сейчас где-то растет твой ребенок, а ты, как неприкаянный, шарахаешься по лесам.
Виктор поворачивает голову к костру, долго смотрит на огонь, а потом говорит:
— Мне надо подумать. До трех часов ты присматриваешь за костром.
Он протягивает мне ружье, встает и уходит в палатку, не дожидаясь ответа от меня.
Я подбрасываю хворост в костер и смотрю на танец огня. В этом неутомимом буйстве движения сейчас сосредоточена вся моя жизнь. Я чувствую тепло, которое дает мне огонь. И я вижу ответы на многие вопросы, которые я еще не задал. И самый первый из них — я сделал всё правильно, попытавшись вернуть Виктора к жизни. Мне бы хотелось, чтобы Виктор очень сильно захотел выйти к людям, потому что кроме него никто меня не выведет из леса.
Хотя, может, я придаю этому слишком большое значение. У меня есть Богиня, которая вывела меня из болота. Она же выведет меня из тайги.
И есть еще третий вариант.
Остаться в лесу на некоторое время.
3.
Ночная тишина. Темно-красные угли горят голубоватым огнем. Ветра нет, — ни малейшего дуновения от реки. Вода в реке бежит тихо. В лесу тоже все замерло, словно затаившаяся ночь ждет, кто первый испугается и в панике помчится прочь, сломя голову.
Я смотрю на палатку, которая находится в паре метров от меня. Никаких лишних движений, никаких звуков. Не думаю, что Виктор спит. И это хорошо. Пока он сам способен защитить себя от убийцы.
Мысленно улыбнувшись, я думаю о том, что сейчас на многие километры нет ни одного человека. Нас трое, и двое из них — маньяки. Да, хотя бы сам перед собой я могу не говорить о своей нормальности. У меня есть дар, — и только лишь это отличает меня от мира теней, где нормальностью считается невозможность убийства человека человеком. Не убий, сказал Иисус, и тени поверили ему.
Ходить в церковь. Молиться и соблюдать заповеди. Покорно принимать болезни и смерть. Склонять голову перед неизбежным. На коленях умолять. Верить вопреки логике и разуму. Даже если человек считает себя атеистом, подсознательно он продолжает трепетать перед Высшей Силой, понять которую не в состоянии.
Это считается нормальным человеческим поведением.
Однажды я вслух сказал, что я — Бог. И только лишь этим отделил себя от мира теней.
Однако нельзя быть тем, суть чего ты не знаешь.
Что есть Бог? Он живет среди теней или присутствует везде и всюду бестелесно? Каково это — быть над миром теней и знать, что тебе поклоняются? Есть ли у него права и обязанности? Какова его роль в ключевых событиях истории или во всех бедах человечества виноват только сам человек?
На эти вопросы у меня нет ответов.
Значит, я не имею никакого отношения к Богу.
И я один из миллиардов теней, идущих одной и той же дорогой от рождения к смерти. Беспросветно мрачный путь в неизвестность, бессмысленно однообразный и неизбежный. Я пытался быть самим собой, как говорила мне Богиня, но явно ничего не вышло. Ведомый за руку, я свернул на тропу, ведущую к свету далеких фонарей, но, сделав порядочный круг по лесу, вернулся в толпу теней, бредущих по кругу.
