— Пётр Игнатьевич, я не нарочно… дети же болеют… сначала один, следом другой… куда же мне их… — продолжала Снегурочка.
— А я здесь при чём? Почему должна страдать школа, оставаясь без секретаря?
— Да кому нужен секретарь тридцатого декабря?
— Мне нужен. Я в вашем шкафу ни одного документа найти не могу.
— Пётр Игнатьевич, ну пожалуйста… Мне очень надо…
— Вот выбрали же время, когда я в образе… Ладно, берите, в качестве новогоднего подарка…
Дед Мороз и Снегурочка прошли дальше, а к избушке вернулись Баба-яга и Леший. Со сцены доносились жалобные вопли Кота:
— Где это я? Куда она меня забросила?
За сценой выстроилась толпа мальчиков в странных чёрно-белых костюмах, которые до этого пытались отдавить друг другу ноги.
— Да это же пингвины! — прошептал Лёва.
— Трудно им будет в таком прикиде танцевать… — заметил Валя.
Когда послышалась музыка и пингвины выбежали на сцену, оказалось, что они не танцуют, а бьют чечётку. Пол сотрясался от грохота пингвиньих ботинок, а возле избушки снова стояли Баба-яга и Леший.
— Как мне весь этот цирк надоел! — сказала Баба-яга.
— И не говорите, — ответил Леший.
— У меня с утра температура была тридцать семь и две… Сейчас вообще страшно подумать, сколько… Да ещё тулуп этот… совсем запарилась, — Баба-яга снова закашлялась.
— Считайте, что это лечебное прогревание, — философски заметил Леший.
— Это издевательство над педагогическим составом, а не прогревание. Словно не в школе работаешь, а в театре каком-то… У меня ещё тетради не проверены, снова придётся всю ночь сидеть. А эти охламоны таким корявым почерком пишут — глаза сломаешь. Ещё и с ошибками.
— Думайте о хорошем, всё-таки у детей праздник. А то и впрямь ненароком Кота пришибёте. А он у меня, между прочим, скоро на городскую олимпиаду едет.
— Р-мяу! — сказал Кот, появившись из-за кулисы.
— Этот лодырь переводы через гугл делает, с типичными гугловскими ошибками. Хоть тут его можно в воспитательных целях клюкой стукнуть, а то ленивый, просто ужас!
— Я не ленивый, я энергосберегающий, — откликнулся Кот.
— Брысь на сцену.
— Я боюсь. Меня там пингвины затопчут.
— Кстати, Тамара Васильевна, — вновь философски заметил Леший, — всё-таки есть прок от кадетского класса с их строевой подготовкой. Хорошо топочут!
— Строевая подготовка в ущерб остальным предметам до добра не доводит. Вон тот крайний пингвин до сих пор «ля» от «лё» не отличает…
— Что за нота такая — «лё»? — удивился Леший.
— Это не нота — это артикль… Кстати, а где Кощей? Обещал же быть.
— Он отпросился. У него собака болеет, оставить не с кем.
— Что?! Собака? У меня я болею и тоже оставить не с кем, приходится везде с собой таскать…
— Вот эту фразу гугл точно не переведёт, — хихикнул Кот.
— Завтра останешься на дополнительное занятие, переведёшь и эту, и остальные.
— Завтра он у меня на дополнительном, — возразил Леший. — Ему к олимпиаде готовиться надо. Кстати, как там у вас мой пятый «Б»? Балакают?
— Так себе, — ответила Яга. — Ахремчик до сих пор «авуар» с «этрэ» путает.
— Ну, вы уж там с ним полояльнее. Их у мамы четверо, ей не до ваших «авуаров». В Париж они, насколько я знаю, не собираются. Ему бы каменный век от железного научиться отличать…
— Ну вот, а вы говорите… Ладно, я ж добрая, выведу троечку… Кстати, Белюгина ваша съездила в Ниццу, вернулась вся из себя и теперь делает вид, что её прононс правильнее моего. Тьфу!
— Хорошо, поговорю с ней… А ты чего уши развесил, словно не Кот, а Заяц? Давай скачи уже, твой выход!
— Инна Фёдоровна, я же слышу… — ответил Кот и снова метнулся на сцену, требуя справедливости и защиты животных от произвола нечистой силы.
Баба-яга с Лешим пододвинулись к краю кулис, чтобы вовремя влиться в процесс защиты. А возле избушки появились старшие девочки в широких белых одеяниях, украшенных блёстками и серебристым дождиком.
И тут Валя чихнул. Совсем негромко. Но достаточно вразумительно.
В щёлке между стеной и нарисованной избушкой показалось лицо, сплошь разрисованное белым узором из линий и завитков. С одного уха у него спускалась длинная серебристая серёжка, а в другом блестели сразу две, но маленькие.