Цена, которую Ждана заплатила за то, чтобы смертную казнь дочери заменили на изгнание, не осталась без последствий: спустя положенный срок, в весеннем месяце снегогоне [17], родился мальчик. Только Радятко и Мал удерживали женщину от рокового шага… Она не могла уйти из этого мира, покинув детей на произвол судьбы, а потому продолжала жить, пусть и обесчещенная князем. Девять месяцев она носила его дитя, почти не выходя из дома, дабы не слушать сплетен, а когда ребёнок родился, князь пришёл к ней сам. Окутанный сырым вечерним сумраком, в чёрной, богато расшитой серебром и отороченной мехом однорядке, надетой внакидку, он казался олицетворением тьмы. Сидя во главе стола, на месте, которое когда-то занимал Добродан, он долго молчал и сверлил Ждану тёмным, как ночь, тяжёлым взглядом, потом попросил кваса. Ждана только подала знак, и горничная девушка поднесла высокому гостю кружку пенистого, ядрёного напитка. Отведав его и утерев усы, князь одобрительно чмокнул:
«Добрый квасок, хозяйка. Мяту добавляешь?»
Ждана чуть слышно ответила:
«Точно так, государь… Мяту и чабрец».
Повисло молчание. Первой не выдержала Ждана:
«Какое дело привело тебя ко мне, княже?»
Побарабанив пальцами по столу и огладив бороду, Вранокрыл устремил на неё сквозь прищур блестящий, игольно-острый взгляд.
«Трёхлетний срок с тех пор, как твой муж тебя покинул, уже давно миновал, и теперь ты свободна от уз брака, – начал он. – Вокруг да около ходить не буду… Люба ты мне. Давно уж люба, не один год… Хочу взять тебя в жёны. Овдовел я опять, а сына нет как нет, только дочь одна. Ну, а дочь – сама знаешь, ключница чужому отцу, ларечница чужой матери. Замуж выйдет – и поминай, как звали. Наследник мне нужен. Хочу спросить тебя: никого, кроме меня, у себя не принимала?»
Этот вопрос обдал Ждану ледяным дыханием негодования. На миг сверкнув тёмными глазами, она тут же опустила ресницы и ответила:
«Никого, княже. Одна я жила и честь свою всегда берегла. Да вот только после того, как ты в гости наведался, пошли кривотолки… Но верить тому, что люди судачат, нельзя».
Хоть и старалась Ждана почтительно снижать голос, но дрожь возмущения в нём всё же послышалась, а на бледных щеках проступили розовые пятнышки нервного румянца. Так хороша она была в этот миг – Вранокрыл даже залюбовался.
«Бабьи сплетни – сорочий грай, – весомо отрезал он. И добавил уже мягче: – Что моё дитё – в том у меня сомнений и так нет… Это я для порядка спросил, ты не обижайся. Так вот, предлагаю тебе войти в мой дом новой княгинею, а сын наследником моим станет. Старшие твои ребята как подрастут – в дружину мою вступят, их я тоже милостью не обойду. Коли толковыми себя покажут – выслужиться дам, награжу. Ума хватит – в люди выйдут, станут видными мужами».
Ждана не знала, то ли плюнуть князю в чёрную с проседью бороду, то ли… Ошеломлённая и онемевшая, она несколько мгновений не могла вымолвить ни слова. Вранокрыл выжидательно смотрел из-под насупленных бровей… Его давняя страсть пугала Ждану, как тёмная, сырая и гулкая глубина старого колодца, и только муж был ей защитой, каменной стеной. А сейчас некому стало за неё вступиться. Одна она осталась, будто на вершине холма, обдуваемая беспощадными ветрами.
«Не ровня я тебе, государь, – пролепетала Ждана. – Муж мой был твоим ловчим».
«Это не беда, – ответил Вранокрыл. – Пожалую тебе землю… Десять сёл под Зимградом. – И, проницательно прищурившись, добавил: – Только ты, матушка, не так проста, как хочешь казаться. Думаешь, я ничего про тебя не знаю? Родом ты из-за Белых гор, из Светлореченских земель, а отец твой был княжеским посадником [18]в городе Свирославце. Так что не прибедняйся, роду ты знатного, и мне вовсе не зазорно тебя в жёны взять. Пусть ты и не княжеских кровей, но и не простолюдинка. Выходи за меня, Жданка… – И, сверкнув глазами, Вранокрыл грозно прибавил: – А откажешься – содержания лишу, а своего сына заберу – пойдёшь по миру».
Долго молчала женщина. Гордость била в ней крыльями, кричала надрывно, звала или в небо – или в омут камнем… Потерять всё, сгинуть в нищете и сыновей сгубить, закрыв им дорогу в жизнь? Если бы Ждана была одна, она не задумываясь выбрала бы путь в никуда – на свободу, где и смерть красна…
