Юноша кивнул и попятился. Ратна кожей ощущала его униженность и страх. Сама она выслушала Горпала, не дрогнув, с нескрываемой твердостью и, не произнеся ни единого слова, пошла прочь от лавки.
Когда они с Ниламом отошли на значительное расстояние, девушка спросила:
– Как получилось, что господин Горпал женился на мне?
Юноша замялся, но потом сказал:
– Я подслушал разговор отца с его приятелем. Тот вступил уже в третий брак и говорил, что знает человека, разыскивающего в городах и селениях красивых девушек, за которых родители просят очень мало денег. Вероятно, отец обратился к нему. Я думал, он едет за товаром, а когда отец сообщил, что привезет жену, чуть не потерял дар речи. Я сказал себе, что буду тебя ненавидеть, но, когда ты вошла в дом, понял, что у меня ничего не получится.
– А… твоя мать? Она давно умерла?
– Пять лет назад. Я по наивности думал, что отец больше не женится.
Они помолчали.
– Почему ты не можешь меня ненавидеть? – тихо спросила Ратна.
– Потому что ты слишком молода и в самом деле очень красива.
Девушка смутилась. Она редко задумывалась о своей внешности. Между тем она была не столько красива, сколько таила в себе некую искорку, мелькавшую и в улыбке, и во взоре, и в каждом движении легкого, гибкого тела.
Несмотря на низкое происхождение и смуглую кожу, Ратну в самом деле можно было назвать драгоценным камнем, несущим в себе яркий живой свет.
– Ты боишься отца? – спросила она Нилама.
– Да, – признался юноша, – очень боюсь. Амит сумел освободиться от его власти и выбрал свой собственный путь, но я едва ли способен на такое.
С тех пор, повинуясь приказу отца, Нилам избегал Ратну. Девушка ходила на рынок сперва с Дишей (которая оказалась ворчливой старухой, весьма неохотно впустившей девушку в свое кухонное царство), а потом с замужними соседками, с коими ей пришлось свести знакомство. Ратна чувствовала себя среди них неуютно: эти женщины были гораздо старше и большинство из них родилось в Хардваре.
Что касается отношений с мужем, то они вызывали у Ратны отвращение и страх. Горпал так и не смог исполнить супружеский долг, а свою досаду и злость вымещал на жене.
– К кому ты обращалась, чтобы лишить меня мужской силы? – шипел он в ночной темноте, намотав волосы Ратны на одну руку, а другой больно сжимая ей грудь. – Я знаю, что все это не просто так!
Такое поведение не удивляло девушку. Она с детства знала, что мужчины всегда делают женщин виноватыми в своих проблемах.
Ратна никому не жаловалась, потому что помощи ждать было неоткуда. Соседки страдали от своих собственных мужей, а по закону всякая женщина считалась собственностью мужчины.
И все же, когда она порой ловила сочувствующий, понимающий взгляд Нилама, ей становилось немного легче, а иногда в ее душе быстрыми птицами проносились какие-то странные мечты, сладкие и пугающие.
Постепенно Ратна привыкла к городу, этому большому муравейнику из домов и храмов. Главное, что с ней был Ганг, река-кормилица, приют и жизни, и смерти. В самом деле, человек рождался из воды и в конце своего земного существования вновь возвращался туда. В Ганге набирали воду для питья, и в его же волнах обмывали покойников. Шум реки успокаивал Ратну и внушал надежду на то, что в конце концов судьба подарит ей хотя бы частичку счастья.
Через месяц после свадьбы Горпал собрался за товаром. Как правило, он объезжал пригималайский район, где была самая лучшая шерсть, из которой выделывались на редкость качественные ковры. Лавку он обычно оставлял на Нилама. Когда Ратна узнала об отъезде мужа, ее сердце радостно подпрыгнуло.
В то утро, когда Горпал покинул дом, Ратна наслаждалась даже запахом кизячного дыма. Она отпустила Дишу, чтобы та отдохнула: едва ли в эти дни им понадобится много еды. В доме оставался только слуга, неприветливый, молчаливый мужчина.
Ратна ощущала то, что зовется предвкушением. Каждый звук, аромат или цвет таили в себе свободу. При мысли о том, что она проведет вечер с Ниламом, девушка испытывала какое-то особенное, весьма приятное чувство. Дело было даже не в симпатии, а скорее в некоем единении двух юных душ, очутившихся в схожих обстоятельствах и вынужденных подчиняться человеку, которого они боялись и не любили.
