Мари неизвестно почему вдруг стало страшно. Она подошла к мужу и порывисто обняла его за плечи. От неожиданности он поперхнулся кофе.
— Пьер, побудь со мной сегодня! Мне холодно!
— Глупышка, я разжег огонь в кухонной печи. У меня много дел. Смотри, солнце встало, и день обещает быть погожим…
Не желая уступать, Мари прижалась щекой к темной, источающей знакомый аромат бороде мужа. Он усадил ее себе на колени:
— Что с тобой сегодня, Мари? Ты редко бываешь такой ласковой!
Молодая женщина дрожала. Прикосновение мужа разожгло в ней огонь желания. Закрыв глаза, она пылко поцеловала его в губы. Подобная провокация, особенно учитывая, что Мари прибегала к этому способу выражения чувств очень редко, всегда производила желанный эффект, и Пьер издал сладострастный стон:
— Ты права, дела подождут… Идем в гостиную, там тепло и есть удобный диванчик…
Мари пробормотала, словно в полусне:
— Только не в гостиной! В нашей постели, прошу тебя…
Пьер был согласен на все. Он встал, прижимая жену к себе. И тут, как в дурном сне, кто-то трижды громко бухнул кулаком во входную дверь. Пьер замер на месте, не веря своим ушам. Стук прозвучал снова.
— Кто мог прийти к нам на рассвете? — спросил он сердито.
— Господи, только бы с Нанетт или Жаком ничего не случилось! — воскликнула Мари, бледнея.
Они взялись за руки, оба во власти нерешительности и беспочвенного, казалось бы, страха. Наконец Пьер решился и направился к двери. Распахнув ее, на высоком крыльце он увидел Макария и незнакомого мужчину — невысокого, полноватого, дорого и изящно одетого.
Мари едва сдержала восклицание удивления и гнева. Ей было невыносимо стыдно предстать перед посетителями, пусть и явившимися в семь утра, в ночной сорочке, поэтому она спряталась за мужа.
Пьер пробурчал сквозь зубы:
— Черт побери! Вы к нам зачем?
Макарий не ответил на эту реплику, что было совсем не в его духе. Его компаньон откашлялся, чтобы скрыть смущение, и сказал:
— Можно войти, мсье? На улице довольно холодно.
Растерянная, обеспокоенная Мари пробормотала:
— Конечно входите! Но я не понимаю…
Пьер наконец отступил от двери, позволяя гостям пройти в дом. Макарий быстрым шагом, потирая на ходу руки, вошел в вестибюль. Окинув помещение одобрительным взглядом, он высокомерно изрек:
— Я устрою в «Бори» центральное отопление! Эти крестьяне до сих пор живут по старинке…
Фраза произвела на Мари и Пьера ошеломляющий эффект. Пьер сжал кулаки. Понимая, что сейчас разразится гроза, Мари прижалась к мужу и шепнула ему на ухо:
— Сохраняй спокойствие! Прошу тебя… Подумай о детях!
Потом спокойно сказала, обращаясь к посетителям:
— Господа, прошу в гостиную! Я оденусь и спущусь к вам. Дениза принесет вам кофе.
* * *
Одевшись и причесавшись, Мари ощутила в себе силы видеть неискреннее, мрачное лицо Макария. Однако сердце ее билось, как пойманная птица. Она безжалостно разбудила гувернантку и отправила ее в кухню. Пьер ожидал жену на лестничной площадке первого этажа. Останься он наедине с этими людьми, чьи взгляды не сулили ничего хорошего, мог бы не сдержаться. Он предусмотрительно решил подождать жену.
Ожидание не было долгим. Мари спустилась со второго этажа и попыталась приободрить супруга улыбкой. Словно вернувшись на мгновение в детство, переступая порог гостиной, они взялись за руки.
Макарий сидел в кресле, в котором часто сиживал Жан Кюзенак. Руки он скрестил на груди, ноги вытянул вперед. Мари заметила, что с ботинок нежданных гостей на ковер натекла грязная жижа, но это были пустяки по сравнению с тем, что она услышала из уст малорослого краснолицего незнакомца:
— Позвольте представиться, мадам. Меня зовут Рене Гильбер. Я нотариус из Шабанэ. Я вел дела мсье Кюзенака, дяди мсье Макария. Мне очень жаль, но, тщательно проверив все бумаги покойного мсье Кюзенака, я выяснил, что его единственным законным наследником является Макарий Герен, сын брата мадам Кюзенак. Усадьба «Бори» со всем имуществом, прилегающими землями и фермами принадлежит ему по праву.
Мари стало трудно дышать. Новость произвела ошеломляющий эффект.
— Это шутка! — с усилием проговорила она наконец. — Я дочь Жана Кюзенака, он подарил этот дом мне…
