Мари подумала о Нанетт, вспомнила, с каким выражением лица та прошептала «магические слова»: «Вспомните Волчий лес!»
Но ведь это значит, что Нанетт знала! Знала о Марианне и Жане Кюзенаке! Но откуда? И почему она ничего не рассказала Мари?
Часы в вестибюле пробили девять раз, и девушка вздрогнула. Пришло время готовить обед. Скоро вернется Жан Кюзенак. Обычно он вставал очень рано.
Мари со вздохом поднялась. Она решила сделать то, о чем всегда мечтала. Алсид удивился, увидев, что девушка вошла в конюшню и замерла, с наслаждением вдыхая запах соломы и лошадей.
— Вот это да! Как ты тут очутилась, крошка Мари?
Девушка прошла вглубь помещения, с восторгом глядя по сторонам. Она знала, что отец обожает бывать в конюшне. Ее отец… Мари не смогла бы объяснить почему, но теперь она точно знала, что это правда.
— Я ищу хозяина, Алсид. Ты видел его утром?
— Конечно видел! Он оседлал свою кобылу и уехал, а вместе с ним — и этот противный северный ветер, от которого мерзнут руки!
Мари собралась уходить, когда Алсид добавил:
— Твоего Пьера я тоже видел! Он чуть было не разбил окно в кухне, пока ждал тебя, а ты все не шла. Я сказал, чтобы он оставил молоко на пороге и шел восвояси. На твоем месте, моя девочка, я бы не выходил замуж за такого ревнивого парня! Перед таким часто придется оправдываться…
Мари вернулась в кухню. Она постоянно посматривала из окна на дорогу, но никто не поднимался к Большому дому — ни всадник, ни черноволосый юноша. Когда ожидание стало нестерпимым, девушка взбежала по лестнице в свою прежнюю спаленку, чтобы перенести вещи в комнату на втором этаже.
На лестничной площадке она столкнулась с Пьером. К груди Мари прижимала свои немногочисленные одежки и несколько книг. Запыхавшийся Пьер посмотрел на нее растерянно. Потом, увидев, что за вещи у нее в руках, спросил глухим голосом:
— Что это ты делаешь? Мари, скажи, что происходит? Ты переезжаешь? Хозяин пронесся мимо нашего дома галопом сегодня утром…
— Пьер, не волнуйся! Идем в кухню, там ты согреешься. Мне надо кое-что тебе рассказать.
Положив вещи у стены, девушка взяла Пьера за руку и повела в кухню. Он пошел за ней послушно, как маленький ребенок.
Не прошло и десяти минут, как раздался крик Пьера:
— Я тебе не верю! Муссюр — твой отец! Ты все это придумала, чтобы скрыть от меня правду! Ты ему уступила! И теперь ты будешь жить в доме хозяйкой… Красивая спальня, деньги… Этот старый мошенник не придумал ничего лучшего, как украсть у меня невесту!
Мари заплакала. Она впервые увидела Пьера таким разгневанным, и ей стало страшно. Своими словами ее возлюбленный измарал и разрушил ее надежды на спокойную жизнь в окружении тех, кого она любила.
— Пьер, ты не имеешь права называть меня лгуньей! Я не сделала ничего плохого, клянусь в этом перед Господом и Пресвятой Девой Марией! Я так обрадовалась, что у меня теперь есть отец…
Пьеру вдруг стало стыдно. А что, если это все-таки правда? Мари всегда была сама честность, он это прекрасно знал. Рыдая, девушка сказала:
— Спроси у своей матери! Нанетт знает, что я не вру. Иди и спроси, тогда ты поверишь…
Пьер решил, что его выгоняют. Уходя, он оглянулся. Мари сидела за столом, уронив голову на руки, и плакала. И тут он понял, что причина его гнева — не только предполагаемая измена невесты.
Если Мари и вправду дочь Жана Кюзенака, то теперь им точно никогда не быть мужем и женой. Девушка станет общаться с людьми иного круга, превратится в хозяйку огромного дома… Разве такая выйдет замуж за сына фермера?
Он вышел пятясь, неловкий, несчастный. Алсид, явившийся узнать новости, стоял и смотрел, как Пьер, словно сумасшедший, несется вниз по дороге…
* * *
— Мари! Моя дорогая девочка! — донесся до девушки радостный голос Жана Кюзенака.
Она подняла голову с мокрой от слез подушки. Как бы ей хотелось поддержать игру, крикнуть весело: «Я тут, папа, в своей комнате!», но она решила, что это было бы нелепо.
Тяжелой была минута, когда Мари поняла, что ей придется выбирать между богатым отцом и бедным женихом. Она с трудом поднялась и села на край кровати. Жан Кюзенак постучал в дверь.
