Мари не помнила себя от волнения. Этот удрученный человек, который каялся перед ней в своих ошибках, — ее отец… Только это имело значение. Он заботился о ней, тайно защищал, и теперь он просит у нее прощения… Он любит ее!
— Мсье, умоляю, не плачьте! — воскликнула девушка. — Я вас прощаю! Я так счастлива! Я боялась другого… Какая же я глупая!
Жан Кюзенак наконец поднял голову и выпрямился. Он увидел мокрые щеки Мари, ее счастливые и удивленные глаза. Личико ее стало почти детским — на нем были написаны и восхищение, и доверие…
— Мари, не говори мне больше «мсье»! — вскричал он. — Называй меня «папа»! Вот уже четыре года я мечтаю об этом денно и нощно! Мой Бог, если бы ты знала, как истово я молился после смерти Амели! Мне было стыдно за то, что я почувствовал себя освобожденным, я даже обвинял себя в том, что заставил ее страдать. Ночью, когда она была в агонии, я спросил: «Амели, ты меня прощаешь?» И мне показалось, что она смежила веки. И тогда я сжал ее руку в своей. Закрыв ей глаза, я поклялся, что остаток своей жизни посвящу тебе. Мари, отныне у тебя есть отец и есть дом. Я хочу сделать тебя счастливой…
Жан Кюзенак встал и протянул к Мари руки, и девушка бросилась в его объятия, плача и смеясь. Он нежно поцеловал ее в лоб, сам не свой от испытанного облегчения и счастья.
— Доченька, моя дорогая доченька!
Мари не осмелилась произнести вслух с таким нетерпением ожидаемое слово, но из души рвался крик: «Папа, папа, я люблю тебя!»
Им предстояло столько сказать друг другу…
Глава 12
Мари из «Волчьего Леса»
Проснувшись, Мари не сразу поняла, где находится. Ставни были закрыты, и в мягкой полутьме комната показалась девушке совсем не такой, какой она привыкла ее видеть по утрам последние четыре с лишним года.
И вдруг, в одно мгновение, она вспомнила события прошлой ночи. Исповедь Жана Кюзенака, слезы печали и радости…
Она уснула в прекрасной комнате, некогда принадлежавшей Аделаиде Кюзенак, ее бабушке. Мари снова и снова повторяла про себя слово «бабушка», и ей казалось, что за эти несколько часов она превратилась в другого человека. Вчера в шесть вечера она все еще была сиротой, которую взяли служанкой в дом некоего мсье Кюзенака, но наступило утро — и у нее есть отец, семья…
Еще полусонная, Мари услышала, как настенные большие часы в вестибюле пробили восемь. Сила привычки сделала свое дело: девушка моментально села в постели. Как могло случиться, что она не проснулась в шесть?! Не подала кофе! Не встретила Алсида!
— Господи милосердный! Пьер!
Мари соскочила с кровати. В спешке натягивая платье, она заметила, что в камине догорают угли. Так вот почему в комнате было так тепло…
Выходя из своей новой комнаты, Мари пыталась привести мысли в порядок. Панический страх обуял девушку, когда она предположила, что мог подумать Пьер. Юноша наверняка стучал в заднюю дверь кухни, когда увидел, что внутри не горит свет. Он вполне мог решить, что Мари заболела, и пойти будить мсье Кюзенака или попросить у Алсида запасной ключ и подняться наверх, в каморку под крышей. А Мари там не оказалось…
— Господи, сделай так, чтобы Пьер еще не ушел!
Девушка прошла по коридору, спустилась со второго этажа на первый все еще с ощущением нереальности происходящего, возникшим утром после пробуждения.
Дом выглядел абсолютно пустым, однако во всех каминах первого этажа горел огонь. Мари надела свой белый фартук и принялась за привычные дела. Прежде всего она сварит себе хороший кофе, а потом как следует все обдумает…
Она села за стол и подперла кулачком подбородок. Однако раздумья принесли больше вреда, чем пользы. Радость девушки вскоре померкла. Ведь Жан Кюзенак не предоставил никаких доказательств правдивости своих слов! Действительно ли он ее отец? Даже если это так, он не сможет представить в качестве дочери своим друзьям и соседям девушку, которая больше четырех лет работала в доме горничной. Люди решат, что он сошел с ума или просто лжет, и языки сплетников замолотят с новой силой.
Скромная и нетщеславная от природы, Мари понимала, что никогда не сможет комфортно чувствовать себя в новом качестве — дочерью зажиточного землевладельца. А как же Нанетт? И Пьер? Согласится ли Жан Кюзенак на то, чтобы они обручились? Она еще несовершеннолетняя, и слово отца будет решающим.
