Тогда Лурулу объявил, что троллям следует своими глазами увидеть лопаты и шляпы, и собачьи конуры, и поглядеть сквозь створчатые окна, и познакомиться с ветряными мельницами; и любопытство овладело бурыми толпами троллей, ибо племя их отличается неуемной любознательностью. Но Лурулу не остановился на достигнутом, и не стал полагаться на то, что сумеет выманить троллей из Эльфландии в ведомые нам поля при помощи одного только любопытства; нет, он затронул и другие чувства. Теперь Лурулу помянул о надменных и скрытных, статных, сверкающих единорогах, что задержатся, чтобы побеседовать с троллем не больше, чем коровы, что пьют из наших озер, дадут себе труд поболтать с лягушками. Все тролли отлично знали излюбленные пастбища единорогов; троллям следует проследить пути их и обо всем этом рассказать людям; так что в итоге люди смогут охотиться за единорогами — с кем бы вы думали? — с собаками! И как ни мало знали тролли о собаках, страх перед псами, как я уже говорил, присущ всем живым существам; и тролли от души посмеялись при мысли о том, как собаки погонят единорогов. Так Лурулу заманивал троллей на Землю, играя на любопытстве и неприязни; и знал он, что уже близок к успеху; и захихикал про себя, ощущая внутри приятную теплоту. Ибо среди троллей никто не пользуется большим почетом, нежели тот, кто сумеет удивить остальных, или показать им нечто забавное и нелепое, или остроумно обвести соплеменников вокруг пальца и озадачить. Лурулу мог показать троллям Землю, а обычаи Земли считаются среди истинных ценителей столь странными и нелепыми, что любознательному наблюдателю лучшего и желать не приходится.
Но тут заговорил седой тролль; тот, что весьма часто пересекал сумеречную границу Земли, дабы понаблюдать за повадками людей; и, поскольку наблюдал он за ними слишком долго, время убелило тролля сединою.
— Неужели мы покинем леса, известные всем и каждому, и откажемся от отрадных обычаев Волшебной Страны, для того только, чтобы поглядеть на нечто новое — и стать добычею времени? — молвил он. И над толпою троллей раздался ропот, что загудел под сенью леса и угас вдали, словно на Земле жужжание летящих домой жуков. — Разве здесь не длится день сегодняшний? продолжал седой тролль. — Однако там они говорят "сегодня", но никто не знает, что это такое; вернитесь за сумеречный предел еще раз взглянуть на это "сегодня"; хвать — а его уже и нет. Время свирепствует там, словно лающие псы, что забредают порою за нашу преграду: перепуганные, злые, в безумии своем желающие одного только — вернуться домой.
— Верно, верно, — хором подтвердили тролли; они, положим, понятия не имели обо всем этом, но слова седого тролля имели в лесу немалый вес.
— Так давайте же дорожить днем сегодняшним, пока он с нами, — изрек влиятельный тролль, — и не стремиться туда, где сегодняшний день слишком легко утратить. Ибо всякий раз, как люди расстаются с сегодняшним днем, волосы их становятся белее, руки и ноги — слабее, лица — печальнее, и все ближе и ближе подступает к ним завтра.
Столь серьезно произнес он слово "завтра", что бурые тролли испугались.
— А что происходит завтра? — спросил один.
— Они умирают, — отвечал седой тролль. — А прочие роют в земле яму, и кладут их туда, — я сам это видел; и тогда умершие отправляются на Небеса, — я сам это слышал. — И дрожь охватила скопище троллей, рассевшихся на лесном дерне, насколько хватало глаз.
И доезжачий Ориона, что все это время злился про себя, слыша, как сей влиятельный тролль дурно отзывается о Земле, куда он, Лурулу, старался заманить соплеменников, дабы подивились они странным земным обычаям, заговорил в защиту Небес.
— Небеса — отличное место, — выпалил он сгоряча, хотя мало что доводилось ему слыхать об этом месте.
— Там пребывают все блаженные души, — отозвался седой тролль, — и ангелов там полным-полно. На что там рассчитывать троллю? Ангелы его сцапают, ибо на Земле говорят, будто у всех ангелов есть крылья; они сцапают тролля, сцапают и поколотят — тут-то троллю и конец.
И все бурые тролли в лесу зарыдали.
— Нас словить не так-то просто, — отозвался Лурулу.
