— В нем — наше будущее.
К чему разъяснения? Кто знает, как обернулась бы наша с братом судьба без Октавиана? И что бы стало с Октавией, если другой сенатор вздумал бы провозгласить себя Цезарем? Кто бы тогда кормил голодных и раздавал одежду в Субуре? Новое кровопролитие, новые гражданские войны… А брошенные младенцы у Молочной колонны? Их бы скормили римским собакам.
— Благодарю богов за то, что ты есть, Селена.
Я вспыхнула до макушки.
— Выполни, пожалуйста, одну мою просьбу, — продолжила Октавия.
— Непременно.
Хозяйка отперла двери в библиотеку. Внутри до сих пор стояла нестерпимая духота, пропитанная тяжелыми запахами кожи и папируса. Лунное сияние посеребрило мраморные бюсты на полках. Октавия подошла и сняла один из них. Мы вместе вгляделись в лицо при свете дальнего факела. Натурщиком был довольно красивый мужчина с римским носом и сильно вьющейся бородой. Я думала, что смотрю на Зевса, но тут сестра Цезаря тихо произнесла:
— Это отец Юбы. Давно нужно было отдать ему бюст, но я не могла с ним расстаться. И вот сегодня, после всего, что случилось… Я хочу, чтобы ты отнесла это Юбе.
У меня опустились руки. Куда угодно, только не к нумидийцу на виллу. С таким поручением можно послать любого из сотни рабов, да хотя бы Галлию, когда та вернется. Почему я? Октавия отдала мне бюст (он был мельче других и совсем не тяжелый) и проводила меня до двери. Ночную дорогу освещали сотни факелов; по склону туда и сюда сновали военные.
— На Палатине теперь спокойно, — сказала хозяйка виллы, заметив мое замешательство.
Несколько солдат кивнули нам, и я узнала охранников, сопровождавших нас по утрам до школы и обратно.
На стук вышел раб и сурово сверкнул глазами.
— Да?
Это был пожилой человек с густой, совершенно седой шевелюрой и запоминающимся лицом.
— Я принесла подарок.
— Хозяин не желает сейчас никого принимать.
— Я от Октавии.
Вытянув шею, я попыталась заглянуть внутрь, а потом и обойти раба, но тот преградил мне путь.
— Сегодня сюда никто не войдет.
— Меня прислала Октавия! Я принесла бюст отца Юбы! Что с вами такое?
Внезапно за его спиной появился хозяин, и старик сердито покачал головой.
— Эта девушка не желает меня слушать.
— Неудивительно, Сергий. Она никого не слушает.
Мужчина выпятил губы, приняв замечание нумидийца как личную обиду; я осторожно обошла его — и тут же вздернула подбородок:
— У меня подарок.
— Вижу. — Юба принял бюст и тут же небрежно передал его Сергию. — Кому обязан?
— Октавии. Между прочим, ей трудно было расстаться с этой вещью. Не хочешь взглянуть?
— Я и так знаю, что там. Мраморный бюст Юбы Первого, царя Нумидии.
— Ты получил портрет отца — и не испытываешь ни малейшей признательности?
— Еще как испытываю, — улыбнулся он. — Пожалуйста, передай Октавии, как я тут рассыпался в благодарностях.
Юба подал знак рабу запереть дверь, и тут, бросив взгляд через атрий, я увидела в настежь открытой библиотеке столы, сплошь покрытые свитками.
— Что это? — шепотом вырвалось у меня.
Хозяин дома оглянулся. Могу поклясться: его лицо слегка побледнело.
Тогда я шагнула внутрь, и на сей раз никто не стал преграждать мне дорогу.
— Возможно, тебе безразличен подарок, потому что ты прячешь какие-то тайны?
— Чушь! — разозлился Сергий, однако Юба лишь поднял брови.
— Погоди. Давай послушаем. И какие же?
Мужчины уставились на меня сверху вниз. И царевич, и его раб заметно превосходили незваную гостью ростом и силой.
— Да нет, ничего, — поспешно сказала я.
Юба впился в меня пронзительными черными глазами.
— Ты заглянула в библиотеку и заявила, будто бы мне есть что скрывать. Сергий, может, проводишь туда царевну?
Тот громко вздохнул и, взяв меня за руку, потянул за собой через атрий. В библиотеке столы действительно были покрыты свитками; вот только последние оказались разукрашенными картами.
— Господин пишет историю мира. Теперь ты довольна?
Юба возник на пороге, и я спиной ощутила его буравящий взгляд.
— Вот и все. Мои тайны разложены перед тобой. А что такое, Селена? Что ты здесь ожидала найти?
— Ничего, — солгала я. А увидев карту Египта, остроумно прибавила: — Просто любопытно, зачем рисовать святилище рядом с александрийским театром, когда его там нет и в помине.