— Тут всегда такая толкучка? — посетовал Александр.
Мимо нас провели быка с рогами, обвязанными пучками сена; племянник Цезаря еле успел отпрянуть, чтобы не угодить под копыта.
— Ага, всегда. Не говоря уже о праздничных днях.
Наконец мы пришли на место. Галлия и Марцелл помедлили, чтобы дать нам посмотреть на бетонный мегалит, украшенный арками и мраморными скульптурами. Мне уже доводилось видеть Большой цирк со склона Палатина, где Октавиан устроил длинный деревянный помост, чтобы наблюдать за играми прямо из собственной виллы, но я не представляла себе, насколько это в действительности огромное сооружение, пока не очутилась у подножия лестницы.
— Вот бы такой рисунок в твой альбом, — сказал Александр.
Изнутри доносились ликующие вопли толпы. Зрители громко ревели после каждого круга, завершенного колесницами. Галлия пробилась через плотный поток зрителей, и мы очутились у западных ворот. Мужчина в тоге жестом позвал нас войти, прокричал неразборчивое приветствие, и мы полезли вверх по узкой лестнице в ложу Цезаря.
— Осторожнее! — громко предупредила рабыня. — Тут даже взрослые мужчины что ни день ломают себе шеи.
— Если напьются, — подхватила Юлия.
— Или спешат в объятия какой-нибудь шлюшки, — засмеялся Марцелл, но Галлия не улыбнулась.
— А что это за каморки были внизу, под арками? — спросил Александр.
— Притоны, — хихикнула Юлия. — Там и днем и ночью не протолкнуться.
Наконец мы взобрались на самый верх, и перед нами раскинулся залитый солнцем грандиозный Большой цирк. Окруженная тремя ярусами сидений арена простерлась от Авентина до Палатина. Стоило нам оказаться в ложе, как Марцелл разглядел внизу тучного человека, принимающего ставки у зрителей, и замахал ему, зычно крикнув:
— Сюда!
Тот, отдуваясь, заторопился к нам, и я удивилась, как можно было обзавестись брюхом при столь подвижной работе.
— У меня с собой семьдесят пять денариев, — объявил Марцелл.
— Хозяин! — ахнула Галлия.
— Что? Это и для Селены с Александром. И для Юлии, если она сегодня не при деньгах.
Но девушка уже отсчитала из кошелька горсть монет и протянула ее мужчине.
— Ставлю двадцать на «белых».
— Они участвуют только в следующем забеге, — предупредил толстяк.
— Какая разница, — легко отмахнулась Юлия.
Мужчина посмотрел на Марцелла.
— А вы?
— Что же выбрать? — Племянник Цезаря повернулся к нам. — В забеге участвует по три колесницы от каждой из четырех команд: от «красных», «белых», «синих» и «зеленых».
— А ты за кого болеешь? — осторожно спросил мой брат, не отводя взгляда от лошадей.
— За «белых».
— Они лучше других?
Марцелл засмеялся.
— Откуда мне знать? Я просто всегда выбираю их.
— Разве не лучше ставить на более ловких колесничих? Или на победителей прошлых забегов?
— Кто станет забивать себе голову подобными вещами? — воскликнул юноша.
— А не мешало бы, если хочешь выиграть! Вот посмотри на участника в красном, — прибавил мой брат. — Он самый стройный и низкорослый. Коням достанется меньшее бремя, и колесница помчится быстрее.
Юлия и Марцелл изумленно уставились на него.
— Значит, на «красных»? — нерешительно произнес племянник Цезаря.
— Не могу сказать точно. Чтобы знать, нужно несколько дней наблюдать за скачками.
— Я не буду ждать несколько дней, — кисло промолвил толстяк. — У меня еще много клиентов, так что прошу вас, делайте ставки.
— Тогда на «красных», — твердо сказал Александр.
Марцелл вопросительно повернулся ко мне, и я сказала:
— Мой брат никогда не притворялся художником. Вот и я не стану делать вид, будто разбираюсь в лошадях. Пусть будет по его словам.
— Двадцать пять на «белых» и пятьдесят на «красных».
Галлия еле заметно поморщилась при виде отсыпанных монет, однако промолчала. Пожалуй, эта сумма покрыла бы львиную долю расходов, если бы вдруг Октавия разрешила бывшей галльской царевне выкупить собственную свободу. Учителю Веррию не заработать подобных денег и за полгода.
— Я каждый день здесь бываю, — весело болтал Марцелл. — Галлия так добра, что уже смирилась.
Рабыня ответила усталой улыбкой. Несмотря на жару и явную скуку, написанную на лице, она все еще была очень красива.
