— И какого рода?
В Ониксовой башне их не учили ни светским манерам, ни умению вести переговоры. Там преподавали абсолютно иные дисциплины, зачетом по которым были не оценки, а возможность прожить еще один день. Однако, немало странствуя в своё время, Север достаточно хорошо усвоил эту науку, и мог с первого взгляда определить с кем и как надо вести разговор. Сейчас юлить или ходить вокруг да около не имело смысла.
— Я хочу знать всё о Сердце Кальвадара: его характеристики, род силы, и общие возможности. И, конечно же, о защите от представителей моего клана.
Почему-то Безликому показалось, что остроухий был доволен, услышав его слова. Чуть подавшись вперед, Гестимионель спросил:
— А можно мне узнать, что дало уверенность, что вы получите желаемое?
Вишневые глаза убийцы драконов опасно прищурились.
«Да то, рухлядь ты десятитысячная, — рявкну дух, но услышал его только Север, — что, сколько бы ты не воображал себя могучим, я вмиг порву тебя на множество маленьких эльфят».
— Я предлагаю сделку, — елико возможно спокойно, вслух ответил мужчина. Но тут его губы искривила нехорошая улыбка. — Мне ли не знать, что Алферн, и в частности Грейдар, весьма часто пользуется услугами моего клана. Так вот, в обмен на интересующие меня сведения, я согласен, когда понадобиться, выполнить необходимую службу.
Гестимионель, ничего не ответив, отвернулся к окну, за которым тихо шумел ветер среди деревьев. Казалось, он полностью утратил интерес к разговору, но Север знал, что сейчас разум эльфа просчитывает все возможности его предложения. Но следующий вопрос Перворожденного всё же застал того врасплох.
— Что вы думаете о Шай-энри?
«К чему клонит эта бледная моль?» — насторожилась вторая ипостась.
Мужчина пристально смотрел на собеседника, пытаясь отыскать хотя бы намек на подтекст сказанного, но лицо владыки оставалось непроницаемым.
— Весьма необычная девушка, не находите? — так и не дождавшись ответа, вновь проговорил владыка.
— Необычная? — скептически приподнял бровь Безликий, мысленно посылая проклятия на голову сидящего перед ним. Он не мог понять, что тот задумал. — Я не заметил. Скорей уж назойливая и капризная, но, насколько помню, этим отличаются все эльфийки, — последняя шпилька была сделана не без умысла, в надежде, что эльф отвлечется от опасной для убийцы драконов темы.
Гестимионель улыбнулся как кот, наконец поймавший мышь.
— Тогда полагаю то, почему она так недолюбливает ваш клан, нисколько вас не интересует.
Север вздрогнул, но лишь мысленно. В этой комнате сошлись соперники, в равной степени умеющие держать свои эмоции и чувства в узде. Пусть Перворожденный на несколько порядков старше, но жизнь заставила Севера познать всё в более краткое сроки.
— Нас многие не любят, — беспечно пожал он плечами, отходя к окну и всматриваясь в сумерки. — Вряд ли подобное пренебрежение может задеть мои нежные и хрупкие чувства.
Безликий затаил дыхание. На самом деле он жаждал узнать причину, которая заставляла сиять неприкрытой злобой глаза Шай, когда она время от времени смотрела на него, и он даже намеревался выяснить это, когда окажется в Алферне, но… Но не таким путём, черт побери! Когда с ним играют, подкидывают подсказки и предлагают ответы лишь в обмен на признание, что ему это глубоко не безразлично. И это так, но лучше уж он и дальше будет терпеть на себя подобные взгляды девушки, чем этот самодовольный листоухий всё узнает.
Однако у Гестимионеля, похоже, были совсем другие планы.
— Шай была слабостью Эйзевера, — задумчиво, будто разговаривая сам с собой, произнес он. — Рожденная от человеческой женщины, она не нашла теплого отклика в его сердце. Не смотря на это, я был не против принять девочку в нашу семью, в наш народ, но вскоре оказалось, что мнение Эйзевера разделяют и многие другие. Её не желали видеть в Грейдаре.
— Поэтому вы отправили её в Баррас? В монастырь? — спросил мужчина, не в силах промолчать.
Перворожденный вскинул брови и довольно улыбнулся.
— Так значит, она вам кое-что рассказала. Верно, девочку отправили туда, чтоб она получила хорошее воспитание и в своё время смогла вернуться домой. А то, что такое время настанет, я не сомневался. Эйзевер повзрослел, стал моим советником и понял, что его дочь должна быть рядом.
