— Оставь Николая в покое. Между нами ничего не было, он ни в чем не виноват. И, вообще, прошу убрать от него подальще своих вонючих кровососов.
— Кого ты имеешь в виду?
— Не притворяйся, дерьмовый твой рокер во всем признался. Ты меня знаешь — пристрелю. И себя — тоже.
На предательство рокера Ольхов не отреагировал. Но про себя, наверняка, вынес ему смертный приговор. Едва заметная улыбка пробежала по тонким губам. Он приподнял головку любовницы, внимательно вгляделся. Потом так же осторожно прикоснулся губами к её губам. Родимцеву показалось — Вавочка вздрогнула. Не от страстного порыва — от брезгливости.
— Знаю, пристрелишь, — насмешливо наклонил голову. — У тебя не заржавеет. Впрочем, почему-то я тебе верю… Если между тобой и приблудным парнем ничего не было — уберу, успокойся, милая, Шавке ничего не грозит… Пока не грозит, — зловеще уточнил финансист. От этой короткой фразы подслушивающий парень похолодел. — И все же, откуда непонятная холодность? Раньше — пылала, как печка, а сегодня…
— Просто — устала…
Очередная насмешливая улыбка исказила сухощавое лицо банкира. Похоже, он не верит ни одному слову Вавочки. Доверие, о котором только-что заявил — притворное, хитрый ход многоопытного дельца.
— Усталость — твоя проблема, — сухо поставил он диагноз. Настолько сухо, что девушка снова вздрогнула. На этот раз — от испуга. — Кажется, я заслужил большего. Сама знаешь, твои ласки оплачены по самой высокой цене: удочерил, сделал богатой наследницей, живешь, как хочешь, деньги швыряешь налево и направо. Ни в чем тебе не отказываю… А кем ты была до переселения в особняк? Обычной проституткой, обслуживающей стариков и малолеток… Помнишь?
Опущенная головка девушки гордо поднялась, руки сошлись на высокой груди. Будто она приготовилась к защите.
— Да, была падшей женщиной — жизнь заставила. Ты намереваешься оскорбить меня? Ничего не получится, у меня и без твоих мерзких словечек вся душа в синяках… Но не все покупается и продается.
В голосе — усталость и безнадежность. Но не это поразило Родимцева. Значит, своевольная и дерзкая девица — никакая не дочь богатого банкира. Бывшая проститутка просто куплена им за немалую цену. Если вдуматься, за бесценок. Ибо завещание легко аннулировать, переделать, останется удочеренная телка при своих интересах.
Не наговорились в постели, беседуют при открытых дверях, в ночном, полутемном коридоре. Впрочем, по опыту любовных общений с Симкой парень уяснил — на простынях, как правило, помалкивают, сексуальные упражнения не терпят разговоров.
Удивительно, но случайное воспоминание о ночах в симочкиной квартире не укололо ни болью, ни ревностью. Неужели он выздоровел? Или начинает выздоравливать? Похоже — начинает. И лекарство — на виду: крикливая, сумасбродная, заботливая телка. Та самая, которая только-что ерзала под банкиром.
Вместе с чувством гадливости Николай ощутил и благодарность, и жалость. Благодарность за то, что Вавочка не побоялась заступиться за него, жалость — из-за нелегкой её судьбы.
— Глупости! — пренебрежительно отмахнулся банкир. — Все зависит от цены. Старая истина. Скажем, купил я контрольный пакет акций алюминиевого завода. На первый взгляд, дорого, баснословно дорого, но в будущем прибыль с лихвой компенсирует первоначальные затраты. Так и с тобой. Хочешь получить наследство — ласкай погорячей, не хочешь — будь холодна, как сегодня.
Условия поставлены, согласия или несогласия не требуется. Ибо отказаться Вавочка не может — обиженный любовник мигом заменит её другой телкой, более покладистой.
Девушка промолчала. А что она могла ответить?
Банкир демонстративно запахнул халат и, постукивая спадающими тапочками, ушел к себе. Вавочка проводила его брезгливым взглядом, вытерла выступившие злые слезы и захлопнула дверь. Послышался звук поворачиваемого в замке ключа.
Родимцев возвратился в свою комнату. Его лихорадило, в горле застрял упругий ком, который мешал дышать…
Остаток ночи Николай проворочался на постели без сна. Взбудораженный мозг рисовал картинки, одна другой мрачней. И — анализировал, сопоставлял, отбрасывал разные варианты поведения.
