Время от времени, всякий раз — скрепя сердце, Христос возвращался на место казни, но ничего нового там не происходило. Три женщины сидели под крестами. Христос постарался, чтобы его не заметили.
Ближе к вечеру разнесся слух, что римские солдаты надумали ускорить смерть всех троих. Христос поспешил к месту событий: его тошнило от страха. Люди стояли плотной стеной, ничего видно не было, но Христос услышал глухие удары — это переломали ноги последнему из казненных, — и удовлетворенный вздох толпы, и пронзительный захлебывающийся вскрик жертвы. Заголосили женщины. Христос осторожно, стараясь ступать как можно легче и не оставлять на земле следов, побрел прочь.
Был среди членов синедриона человек из города Аримафея, по имени Иосиф. Невзирая на принадлежность к совету, он не был среди тех, кто приговорил Иисуса к смерти; напротив, он восхищался Иисусом и весьма интересовался тем, что Иисус рассказывал про наступление Царства. Зная, что грядет Пасха, он вошел к Пилату и просил тела Иисусова.
— Зачем? Откуда такая спешка?
— Мы хотели бы похоронить Иисуса как подобает, прежде чем наступит суббота, господин. Таков наш обычай.
— И охота вам утруждаться ради какого-то смутьяна!.. Надеюсь, все вы хорошо усвоили урок. Если он вам так нужен — забирайте.
Иосиф и его собрат по синедриону, именем Никодим, еще один сочувствующий, сняли тело с креста с помощью скорбящих женщин. И велели отнести его до ближайшего сада, где Иосиф загодя приготовил для себя гробницу. Гробница была высечена в скале, подобно пещере, а вход заваливался при помощи камня, плотно встающего в паз. Иосиф и прочие обвили тело Иисуса плащаницей с благовониями, чтобы сохранить от тления, и завалили гробницу, успев к субботе.
А от учеников по-прежнему не было ни слуху ни духу.
Следующий день Христос провел в одиночестве, в гостиничной комнате: он то молился, то рыдал, то пытался записать все, что произошло, или хотя бы, что знал сам. Его одолевали бессчетные страхи. Ему не хотелось ни есть, ни пить, и спать — не спалось. Деньги, врученные Каиафой, беспокоили его все больше, он чувствовал, что того и гляди с ума сойдет от стыда. Так что он заплатил хозяину гостиницы, сколько причиталось, а все остальное отдал первому же встречному нищему. Но лучше ему не стало.
С наступлением вечера он отправился в сад, где Иосиф положил Иисуса во гроб, и сел у могилы среди теней. Немного времени спустя он вдруг осознал, что незнакомец сидит рядом с ним.
— Я был занят в другом месте, — сказал незнакомец.
— О да, — горько откликнулся Христос, — ходил по земле и обошел ее.
— Я знаю, что тебе непросто. Но я — не Сатана. Первая часть наших трудов почти закончена.
— А где же овен, запутавшийся рогами в чаще? Ты заставил меня поверить, будто в последний момент произойдет нечто такое, что предотвратит страшный исход. Но ничего не произошло, и страшный исход состоялся.
— Ты сам позволил себе в это поверить, и благодаря твоей вере великое жертвоприношение свершилось как должно. Благодаря тому, что ты сделал, произойдет немало всевозможного добра.
— То есть Иисус восстанет из мертвых?
— Всенепременно.
— Когда?
— Всегда.
Христос раздраженно потряс головой.
— Всегда? — недоуменно переспросил он. — Что это значит?
— Значит, что чудо вовеки не будет позабыто, благость его не иссякнет, истинность его не померкнет от поколения к поколению.
— Ага, ты опять про истину. И эта истина, надо думать, от истории несколько отличается?
— Эта истина проливает свет на историю, как ты сам некогда блестяще сформулировал. Эта истина поит историю, как садовник орошает водою растения. Эта истина озаряет историю так же, как фонарь разгоняет тени.
— Не думаю, что Иисус признал бы такую истину.
— Именно поэтому нам нужно, чтобы истина воплотилась в тебе. Ты — недостающая часть Иисуса. Без тебя его смерть осталась бы не более чем одной из тысяч публичных казней. Но с тобою открывается путь для луча истины, что пронзит тьму истории; благословенный дождь сойдет на иссохшую землю. Иисус и Христос в единстве своем станут чудом. И сколько святынь от того родится!
