Священники обсуждают, что делать с Иисусом
Разумеется, от внимания священников и храмовых служителей все это не укрылось, и собрались они в доме первосвященника Каиафы обсудить, что делать.
— Мы должны так или иначе остановить его, — сказал один.
— Арестовать? Убить? Отправить в изгнание?
— Он популярен. Если мы предпримем что-либо против него, люди того не потерпят.
— Люди непостоянны. Ими можно манипулировать так и эдак.
— Вот только у нас это почему-то не получается. Они горой стоят за Иисуса.
— Это может перемениться в единый миг, надо только подать повод…
— Все равно не понимаю, в чем его преступление.
— Что? Устроить беспорядки в храме? Вызвать нездоровые волнения? Ты, может, и не понимаешь, а вот римляне как раз поймут.
— Никак не возьму в толк, чего он хочет. Если предложить ему высокий пост в храме, может, он согласится и притихнет?
— Он проповедует наступление Царства Божьего. Навряд ли его возможно подкупить жалованьем и теплым местечком.
— Он честен и прям — говорите что угодно, но уж этого-то у него не отнимешь.
— А вы видели, что везде пишут, — ну, «Царь Иисус»?
— А в этом что-то есть. Если бы нам удалось убедить римлян, что он угрожает их порядку…
— Так вы думаете, он зилот? Вот что, значит, им движет?
— Римляне, конечно же, о нем уже знают — не могут не знать. Нам нужно опередить их.
— Но во время праздника мы ничего не можем сделать!
— Нам нужен доверенный человек в его лагере. Если бы мы только знали, что он затевает…
— Невозможно. Его приверженцы все фанатики — они в жизни его не выдадут.
— Необходимо что-то предпринять — и как можно скорее. Он владеет инициативой слишком долго.
Каиафа дал всем выговориться, выслушал все до последнего слова — и помрачнел душой.
Христос и его осведомитель
Христос остановился в гостинице на окраине города. Тем вечером он ужинал с осведомителем, который и рассказал ему о происшествии в храме. До Христа уже доходили слухи о случившемся, так что ему не терпелось прояснить факты, и прямо за трапезой он делал пометки на своей табличке.
— Иисус, похоже, злится все больше, — заметил Христос. — Ты не знаешь почему? Он с вами об этом не говорил?
— Нет, но Петр уверен: Иисус в опасности, и боится, что учителя арестуют прежде, чем наступит Царствие. А что случится, если Иисуса бросят в темницу? Откроются ли все двери, обрушатся ли все решетки? Скорее всего, что так. Но Петр все равно волнуется, и это видно.
— А Иисус волнуется, как по-твоему?
— Он не говорит. Однако ж все как на иголках. Во-первых, мы не знаем, что предпримут римляне. А толпы — сейчас-то они все за Иисуса, но ощущается во всем этом какой-то надрыв. Это видно. Они перевозбуждены. Они требуют Царства Божьего прямо сейчас, а если…
Рассказчик замялся.
— Что — если? — переспросил Христос. — Если Царство не настанет, хочешь ты сказать?
— Ну что ты! Насчет Царства никаких сомнений быть не может. Но такие дела, как сегодня утром в храме… Мне порою случается пожалеть, что мы не в Галилее.
— А как это воспринимают остальные ученики?
— Нервничают, чувствуют себя как на иголках, я же сказал. Если бы учитель не был так сердит, мы бы тоже успокоились. Он словно бы нарочно рвется в бой.
— Не он ли говорил: если кто нас ударит, должно подставить обидчику другую щеку?
— А еще он сказал, что пришел не мир принести, но меч.
— Когда он это сказал?
— В Капернауме, вскорости после того, как к нам присоединился Матфей. Иисус объяснял нам, что делать, когда мы отправимся проповедовать. И сказал так: «Не думайте, что я пришел принести мир на землю. Не мир пришел я принести, но меч. Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку — домашние его».
Христос записал дословно то, что рассказал апостол.
— Очень на него похоже… А еще он что-нибудь говорил?
— Он сказал: «Кто хочет жизнь свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет жизнь свою ради меня, тот обретет ее». Иные из нас вспоминают эти слова и по сей день.