Работа была нетрудной, а даже веселой. Подсмеивались над Михаилом, который, пытаясь найти с комбайнером общий язык, вдруг начал сыпать псевдонародными словечками — «однако», «надысь», «супротив» и т. д.
— Совсем ты рассупонился, Ромуальдыч! — кричал ему сквозь грохот комбайна Светик.
— А что, — оправдывался Михаил, — я с каждым могу поговорить.
— Так над тобой же комбайнер смеется! — добавил Ромка. — Он что, по-твоему, малограмотный?
— Ну ему, может, приятно, когда вот так — по-простому, — не сдавался Михаил.
— Брось! Радио он слушает, и телевизор смотрит, и газеты читает, — насел и Стас. — Не хуже тебя знает, как по-русски говорить надо.
После обеда к насыпанной ими солидной куче зерна подошли сразу четыре машины. Работа началась серьезная.
Здоровенные совки, которыми кидали зерно в машины, становились просто неподъемными, пот заливал лицо. Водители сердито подгоняли ребят.
— Не вякайте под руку, — сердился Стас. — Помогли бы лучше.
Трое из них молча взяли совки и стали помогать. А четвертый, нагловатый чернявый парень с фиксой во рту, встал в позу:
— Вот еще! Нам за это не платят.
— Ты, Серега, все на деньги меряешь, — неодобрительно сказал пожилой водитель, машина которого подошла первой.
— Так за этим сюда и приехал. Чтоб зарабатывать. Ты, что ль, не за тем сюда прикатил?
— Правильно. Только человеком всегда надо оставаться.
Наконец загрузили и машину чернявого Сереги, и автопоезд тронулся в путь.
— Чего это они все вместе? — спросил у комбайнера Стас, радуясь передышке.
— Первый раз на этом поле, боятся заблудиться. Второй раз уже отдельно прикатят.
Действительно, потом машины пошли с интервалами в двадцать — тридцать минут, а ребята старались их не задерживать. Зато и передышки больше не было.
Когда уже стало смеркаться и ребята было собрались к отъезду, снова примчался чернявый.
— Давайте, давайте! — подгонял он ребят.
— Да тут зерна-то на машину не наберется! — спорил Стас.
— Наберется! Греби сильней! — подсмеивался чернявый.
Наконец укатил и он, Ромка запряг лошадь, все уселись в короб и не спеша поехали.
— Еще два часа тащиться, — вздохнул Светик. — Наши уже небось ужинают.
— Можно сократить, — предложил Ромка.
— А как?
— Не по дороге ехать, а вот прямо здесь со склона спуститься.
— Больно круто! — засомневался Стас.
— Местный способ применим! Не знаешь? Очень просто. В задние колеса вставляется палка, и получается, как тормоза.
— Вот откуда палки в колеса пошли!
— Точно! Ну, что решаем?
— Была не была, поехали.
Сначала все шло хорошо. Машка, сделав упор назад, медленно, с осторожностью переступала ногами. Вдруг на одном из бугорков телегу резко тряхнуло, палка обломилась, и Машка понесла. Мимо стремительно пролетали березки.
— Держись! — крикнул Ромка, не выпуская вожжей.
Телегу снова сильно тряхнуло, короб закачался и слетел с телеги. Ребята рассыпались, как горох. А Машка, не останавливаясь, неслась вниз.
— Стой! Тпру! — закричал Ромка и, выпустив вожжи, спрыгнул с телеги.
Та с грохотом умчалась далеко вниз. Стас вскочил первым и оглядел ребят.
— Все живы?
— Все, — жалобно ответил Светик. Он сидел, обнимая березку.
Тут раздался стон. Стас подошел и увидел, что Михаил лежит с неестественно вывернутой ногой.
— Встать можешь?
— Пробовал — больно. Наверное, сломал, — плаксиво сказал Михаил.
Подошел виноватый Ромка:
— Миш, здорово ушибся?
Не глядя на него, Стас буркнул:
— Говорит, что ногу сломал.
Ромка присвистнул.
— Чего свистишь? — вдруг заорал Стас. — Рационализатор! Ехали бы сейчас по дороге, а тут... Где твоя Машка?
— Внизу, наверное, — неуверенно сказал Ромка. — Если цела, конечно, осталась.
— Не хватало еще, чтоб и лошадь ногу сломала. Что делать будем?
— Тащить. Как в детском саду учили, помнишь? Руки крест-накрест. Сажаем мальчика, он обхватывает нас обеими ручонками за могучие шеи — и вперед!
— Тебе только балаганить. Давай берись, что ли!
Потирая ушибленные места, приблизился Светик. Возмутился:
— Такого толстого на руках тащить?
— А что я, виноват? — плаксиво возразил Михаил. — У меня просто конституция такая.
— Конституция у всех одна. Просто жрешь много.
— Кончайте, — раздраженно оборвал Стас. — Десятый час уже, а мы все чикаемся.