На это невыносимо было смотреть даже в видении. Отвращение рвало душу.
Люди спешили умертвить ее, пока тварь не разродилась. Горящие стрелы подожгли солому и сухой хворост: казнившие страшились подойти близко. Они напряженно замерли, не погасив факелов, готовые жечь, кромсать, рубить, топтать то, что вырвется из монстра.
Костер занялся жарким пламенем, живот твари содрогнулся и вполовину опал, выпустив родовые воды и загасив вспыхнувший было огонь. Измученная старуха подняла обезображенную голову с тлеющими волосами и пронзительно глянула сразу на всех сквозь клубы смрадного дыма. И послала им легкий смех, приоткрывший белоснежные зубы.
К кострищу с отчаянным криком кинулся кишащий людской рой, мельтеша факелами, копьями, вилами, мечами. В старушечий живот вонзились первые стрелы, заставив ее содрогнуться. Полетели копья и факелы, брызнули сгустки крови и слизи. Куколка ниги уже не кричала, словно перестала ощущать боль. Тело ее содрогалось от ударов. Снова вспыхнул огонь. И вдруг она улыбнулась сквозь судорогу боли нежно, по-матерински, прощая.
Она чуть повернула голову и посмотрела в меня огромными печальными глазами, на дне которых дрожала такая невероятная столетняя человеческая мука, что эта, последняя, в костре – была избавленьем, была осуществленной надеждой. Она заглянула в мою глубину золотисто-теплыми глазами нищенки, ждавшей меня у всех семи врат Гарса в то далекое утро моей уходящей жизни. «Возьми, Госпожа!» И сквозь агонию, века и пламя отдала мне последнее дыханье, и спокойная радость была на ее величественном измученном лице: «Только ниг может уничтожить нига. Только ниг».
Я бережно приняла ее вздох, спрятав в золотое марево, на миг озарившее мою вечную ночь. Слишком поздно, Ульрида. Это сокровенное знание, за которым так долго и кроваво охотились Пробужденные, эта тайна смерти нигов, – давным-давно известна как прописная истина. Что нам до того, что боги могут уничтожить богов, или демоны демонов? Бессильное знание, которым человек не может воспользоваться. Безнадежное. Люди ждали совсем другого. Я не буду их разочаровывать…
– О, Ульрида моя! – нараспев причитала Олна. – Эти твари опьянены были убийством, эти звери не напились твоей крови, эти мерзкие ненасытные черви не надышались дымом горящего тела. Они пытались поймать меня, когда я перед ними появилась, меня! Ту, которая вольна призвать все силы этого мира! Но я отомстила!
Я увидела как началась месть Олны за смерть Ульриды. Она слетела на площадь как черный смерч. Она вырывала мечи и топоры вместе с руками и кроила ими черепа. Она вырывала детские сердца прямо из груди, превращала человеческие внутренности в змей. Площадь была багровой от крови. Цепь снежноволосых людей встретила ее перед дворцом, пытаясь окружить тварь кольцом сияющих смерчей. Я догадалась, что это ведуны с их таинственными рандрами. Тварь вырвалась и сдула их как пушинок с одуванчика. Она взметнула угли костра, на котором погибло ее семя, и выжгла ими глаза людей, которые бежали по тесным улочкам, но не могли убежать от яростной твари. Она была везде, круша стены и крыши, вырывая деревья, и сметая ими людей в кровавое мессиво. Никто не мог ее остановить. Город пылал. Аруна, столица орантов, погибала на моих глазах.
Я слепыми моими глазами видела тварь и в прошлом, и в настоящем. Она бесформенным багровым облаком пылала в моей вечной тьме. Она металась вокруг меня кровавым стервятником, бешеным от страшных воспоминаний. И рокотала гневно:
– Я остановилась только тогда, когда поняла, что вся гнилая кровь всего этого человеческого мира не зальет моего горя, не уплатит мне цену. Остановилась, и прокляла выживших. Бесплодной будет та земля, которая вырастила этих извергов, бесплодными будут те, кто сумел в тот день выжить. Они будут бежать из этой земли, а она будет бежать за ними и настигать каждый их шаг. До самого последнего часа будут они помнить тот день. И сбылось мое проклятие.
Тварь в ярости брызгала слюной, и под ее вопли передо мной разворачивалась страшная и грандиозная картина гибели народа. Рассеялись в пыль города орантов, реки высохли, сады умерли. И плоть и дела их стали пустыней. Они надеялись спастись и бежали за моря, в другие народы. Но не могли смешаться. От их браков не рождались дети. Следом за ними шла пустыня и поражала цветущую землю как ржа. И уже никто не осмеливался дать им кров, и тем самым взять кровь Ульриды и проклятие твари на себя. Их гнали отовсюду как прокаженных. Уже не тварь, а сами люди их убивали, и сами извели этот род с лица земли. Мой род.
