Очнуться пришлось в весьма некомфортной обстановке. Меня трясло, в бока что-то немилосердно впивалось, я была связана, на глазах повязка, а на голову что-то было надето, похожее на мешок из вывернутого наизнанку ежа. Ко мне проявили милосердие, – не стали затыкать рот кляпом. Зато на языке я ощутила отвратительный вкус сыромятной кожи. Ремень плотно прижал язык, впился в уголки губ и ощутимо давил на затылок.
Кажется, моя особа стала весьма популярной у похитителей. Просто на ходу друг у друга подметки рвут. Интересно, кто на этот раз ограбил вора? Скрипели колеса, подпрыгивая на ухабах. Ездоки явно спешили. Телега остановилась, подпрыгнув напоследок так, что меня тряхнуло до непроизвольного хрипа.
– Приехали! Слышь, Хлыба, очнулась поклажа-то.
Голос был густой как смола. С меня стащили мешок, но повязку с глаз не сняли.
– Извиняйте, госпожа, что причинили вам некоторые неудобства. Не по своей воле.
Я просительно замычала. Как ни странно, мою просьбу поняли и ответствовали:
– Пока не могу ничем помочь. Придется вам еще потерпеть. Вы бы пока еще поспали, с силенками собрались. Вам они еще понадобятся.
В его голосе звучало сочувствие. Может быть, из-за того, что я сама себе очень даже сочувствовала. Кто-то поднял меня на руки и снопом перевернул на другой бок, приговаривая при этом убаюкивающе:
– Право же, жаль мне вас, да ничего не поделаешь, приказано беречь как зеницу ока, глаз не спускать, доставить к месту и вовремя. В целости и сохранности. М-да-с… Где больно? Здесь? Щас полегче чуток будет.
В смоляной бас втек другой, липко-медового тембра:
– Да уж, Ресс, в целости и сохранности приказано. А жаль! Отойди-ка…
Грубые лапищи хищно коснулись тела. Я содрогнулась от омерзения, беспомощно корчась и пытаясь перегрызть ремень, а липкий голос невозмутимо продолжал:
– Ну, ну, эка неженка, от ласки невинной целости не убудет. Хе-хе… М-м-м-да… Хороша-а! Недаром герцог упаковал такую драгоценность, даже погляд запретил под страхом смерти, не говоря уж… Ну, да мы люди пужаные, распакуем красотку! А герцогу скажем – так и было.
– Пужаные, говоришь? – насмешливо спросил смоляной. – А вот этим тебя пугали?
Раздался глухой удар и два взвизга, один из который быстро заглох, а второй перешел в тонкие причитания:
– Ты что, Ресс? Ты ж его того! Ить герцог башку тебе свернет!
– Да не боись, Хлыба! Оглушил только маленько. Пусть пока в тенечке полежит: умаялся за день парень, в голове от жары помутилось. Герцог мне только спасибо скажет. Ишь, гнида, распаковать вздумал! Да я сам распакую!
Тонкий заголосил:
– Не дури, дурак! Не знаешь, что ли, эта девка гаже змеи подколодной. Тьфу! Я бы такой гадюки и рукавом коснуться побрезговал. Пифия она! Отойди от греха!
Смоляной хохотнул:
– А что с того, что пифия? Пифии те же бабы! Им любить надо, как всем смертным. Разве не так, красавица? Эк тебя повязали с головы до ног! Пить небось хочешь? Погодь…
Веревки чуть ослабли.
Тонкий истерично завизжал:
– Ты что, бешеный! Не трожь ремень! Укусит эта змеюка! Смерть напророчит!
– Ха, напугали! А то бессмертные мы, помирать не собираемся? Все там будем. А вот интересно мне, какие глаза у пифий. Говорят, они на месте испепелить могут. Вот сейчас посмотрим. Начнем распаковывать.
– Будем-то будем, да лучше не знать, когда и как! Не трожь повязку, дурак! Сглазит до смерти! Не трожь, говорю! Герцогу скажу! Эй! Погодь, дурной, я хоть подале отойду! Ить сглазит!
– Ты, Хлыба, простак. Не знаешь, что незрячие зрят глубже! Слепая пифия пророчит вернее, не отвлекается по пустякам. Отойди-ка, а не то я тебе сам смерть от кулака напророчу и тут же исполню пророчество.
Он откровенно смеялся, а ручища уже копошилась на моем затылке, распутывая узлы. Наконец, повязка спала, и в мои полуслепые от боли и вспыхнувшего солнечного света глаза глянули неожиданно умные лучисто-зеленые очи моего обидчика, обладателя коренастой фигуры и черной бороды, утопившей в себе пол-лица этого непроявленного оборотня.
Я осмотрелась. Меня выгрузили на берегу небольшой бухточки, украшенной как бусами рядочком вытащенных и перевернутых днищами вверх рыбацких лодок. У деревянного причала покачивался в ожидании вместительный баркас. Пологие берега бухточки сплошь заросли живописными ивами. Под ближайшей лежало массивной колодой чье-то тело со связанными руками.
