— Довольно! — отрезал он и повернулся так, чтобы она больше не могла видеть его лица (или, возможно, чтобы самому не смотреть на нее). — Довольно…
Прежде чем она поняла, что происходит, Гай быстрыми шагами направился к машине.
— Куда ты едешь? — крикнула ему Мэдди.
Он не ответил. И уехал, даже не попрощавшись с Элис, взметнув колесами клубы пыли над темной лужайкой.
Мэдди подумала, что он мог отправиться выяснять отношения с Люком. И испугалась еще больше. Она ведь не успела сказать Люку. Он не должен узнать об этом от Гая…
— Поезжай, — будто прочитав ее мысли, сказала мать, — я присмотрю за Айрис.
— Не говори ей.
— Разумеется, не скажу. Давай!
Просить Мэдди в третий раз не было нужды. Она села в машину, мечтая поскорее добраться до Люка, завела мотор и, только отъехав на приличное расстояние, вспомнила, что у матери были заплаканные глаза.
Ее мама плакала о ком-то или о чем-то. А Мэдди, занятая собой, даже не поинтересовалась, все ли у нее в порядке и что же ее так расстроило. Помнится, она сказала: «Я видела сегодня Диану…»
Мэдди сжимала руль, пытаясь сообразить, какое это имело значение, и ругаясь про себя, поскольку ничего путного в голову не приходило. Но поворачивать назад уже было поздно. Прибавив газу, она миновала темные джунгли с твердым намерением поговорить с Элис, как только вернется.
Пока же поводов понервничать только прибавилось.
У Люка Гая не оказалось.
Да и самого Люка она застала в дверях: он собирался выпить чего-нибудь с Питером. Настроение у него после дня, проведенного на пляже с Айрис, было превосходное — он наконец начал верить, что их ждут впереди долгие, долгие годы втроем.
Айрис разрешила ему донести ее от пляжа на плечах.
Он держал на плечах свою дочь!
Люк, поправляя воротничок, улыбнулся, вспомнив об этом. Как забавно она хваталась солеными ладошками за его щеки и волосы! С улыбкой он открыл дверь Мэдди.
А потом он вгляделся в ее лицо.
— Что случилось? — спросил он, холодея от страха. — Что произошло?
— Всё! — выдохнула она и начала рассказывать, не сводя с него припухших покрасневших глаз. Люк втянул ее в квартиру. Слова Мэдди лились потоком, будто она боялась, что, замолчав, не сможет продолжить.
Он слушал внимательно, не перебивая, о будущем ребенке и о том, как отчаянно она хочет, чтобы этот малыш оказался его («Да, — подумал Люк, — я тоже этого хочу»), о том, как отреагировал на эту новость Гай, и о ее страхе, что аннулирование их брака теперь под угрозой… Когда Мэдди остановилась, не в силах больше произнести ни звука, Люк уцепился за нее, словно утопающий за ветку дерева, скорее инстинктивно, чем осознанно, едва понимая, что делает. Слишком много всего, слишком внезапно! Казалось, он мгновенно переместился куда-то туда, за тридевять земель…
Только когда она начала говорить, как ей жаль, как ей ужасно жаль, в нем что-то щелкнуло и вернуло назад — к ней, к себе самому.
Он не хотел, чтобы она чувствовала себя виноватой.
О чем она должна была сожалеть?
— Я пыталась отвязаться от него перед праздником, — рыдала Мэдди. — Я этого не хотела, клянусь…
— Мэдди, — сказал Люк, обретая наконец дар речи, — думаешь, то, что ты так терзаешься, меня радует? — он смотрел в ее потерянные глаза и качал головой. Его потрясло, что ей такое пришло в голову. — Совсем нет…
А потом он понял — ей пришлось смириться, и это заставляло ее винить себя. В тот момент Люк готов был убить Гая. Гнев темной волной захлестнул его. Гай должен был чувствовать, как неприятна ей эта близость. Должен! Но он все-таки настоял. Добился своего. Как это низко и отвратительно!
— Где он сейчас? — спросил Люк.
— Не знаю, — сказала Мэдди. — Я думала, он может приехать к тебе.
— Хотел бы я, чтобы он оказался здесь! — с угрозой проворчал Люк. Весь месяц он с трудом сдерживал себя, чтобы не сцепиться с Гаем, по десять раз на дню испытывая жгучее желание поехать в эту его больницу и спросить, какого черта этот «старый добрый друг» добивается, прогоняя их через всё это!
«Он нам нужен, — твердила Мэдди. — Он изменит решение».
«Изменит», — то и дело уверяли Люка Питер и Ричард.
Но теперь, теперь…
