- Правда. А что у тебя случилось?
- Ничего. Это я просто так.
- Не хочешь, не говори.
- Как хорошо, что ты приехал, Рубен!..
И брат вдруг, громко засмеялся. Это значит, что на душе у него было невесело. Я точно знаю: когда он внешне весел, это наверняка от озабоченности.
На смех Рубена открылась дверь соседней комнаты, и яркий свет ударил в глаза.
Отец разутый стоял на пороге.
- Полуночники, что это вы не спите? - возмутился он.- Мне же утром работать надо, а вы бубните... Успеете наговориться, дождитесь рассвета.
И он с шумом захлопнул дверь.
Мы примолкли.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Паломничество. Календарь Робинзона не помогает: дни не пугаются, а воскресенье остается
воскресеньем.
Побочные доходы и раскопки. Глиняные игрушки деда Гласевоса. Нат, или
Натанаел.
Волосы упорно отказывались подчиниться гребешку. Но я с таким же упорством не отходил от зеркала. Столько простоял, столько смотрел на себя, что само зеркало подсказало мне разные гримасы. Я невольно начал кривляться, а зеркало бездумно, с какой-то даже торжественностью повторяло все мои глупые ужимки. Вначале было смешно, потом я сделался серьезным и попытался как следует рассмотреть, познать себя. И это не принесло мне особой радости. Другое дело, когда, пытаясь распознать что-то новое, открываешь для себя приятное, до того совсем тебе неизвестное. В этом случае человеку делается хорошо, и он чувствует себя смелым и уверенным. А если... Одним словом, я показался себе таким... таким, что, не знаю почему, вдруг вскрикнул: "Глупец!" Вскричал и так и не понял, к кому это относилось: к моему двойнику в зеркале или ко мне...
И тогда-то я сделал открытие, что, если хочешь кого-нибудь оскорбить, обидеть, самое лучшее - подержать перед ним зеркало. Можешь молчать как рыба, не говорить никаких обидных слов. Просто вынь из кармана маленькое круглое зеркальце, на обратной стороне которого, неизвестно почему, как правило, наклеивают виды одной из здравниц Кисловодска или Сочи. Вот и я решил подержать такое зеркальце перед кем-нибудь из пиратов...
С волосами я так и не сладил. Подумал, подумал и решил, что напрасно мучаюсь, и, махнув на это дело рукой, тихо, как тень, выскользнул из дому.
Несмотря на то что не было еще и девяти утра, Лусашен уже напоминал шумную ярмарку. Люди шли бесконечным потоком. Шли целыми семьями, с детьми, со стариками...
Несколько старых, реставрированных сто раз "Побед" как безумные гоняли по узким улочкам: из села на вокзал, с вокзала в село. И оттого что народу было очень много, они все время гудели. В этом шуме и гаме отчетливо выделялось блеяние овец. Бедных животных пригнали сюда по особому случаю. Это "жертвоприношение". Да, да!
На рогах, на ушах, на шее у них были привязаны красные лоскутики и ленточки. Глупые овцы покорно шли за людьми и не ведали, что пройдет час-другой - и их прирежут и принесут в жертву "святому", чтобы он был добр к паломникам, к тем, кто пришел, сюда помолиться.
Откровенно говоря, все это для меня было совсем не ново Уже много лет, почти каждое воскресенье, наши улицы наполнялись паломниками из соседних деревень, из ближних и дальних городов.
В другое время я не обращал никакого внимания на находящееся по ту сторону холма святое место. Но сегодня я рассматривал каждого, и в голове у меня были необычные мысли. "Эта бабушка обязательно купит целых две... А человек с ребенком на руках? Может, совсем не купит? Девушки обязательно поставят свечки, чтобы поскорее выйти замуж за хорошего парня и с образованием..."
- Чего ходишь, как лунатик?
Это был Иезуит Каро.
- Сероб уже пошел за тобой,- добавил он.- Ты бы еще в полдень явился!..
- Зачем? - не понял я.
- Чтоб провалить все дело!
- Народу много,- попытался я успокоить его.- За полчаса все сделаем.
- За полчаса?! Мы уже с зари здесь. Поняли, что опаздываешь, сами начали торговать. Странные тут люди. На барана денег не жалеют, а десять копеек на свечку тратить не желают. Пятьдесят штук мы еле продали.
- Пятьдесят штук!
- Думаешь, это много? Если бы здесь были настоящие верующие, все бы уже продали. А тут только гуляки, любители поесть шашлыки. Святой им только для причины.
