– Не трудитесь, Юрий Алексеевич, – сказала Людмила. – Зачем вам в наши неприятности путаться? Так уж, видно, на роду написано.
Она безнадежно махнула рукой с зажатым в ней ключом, повернулась к Юрию спиной и пошла к своему подъезду, шаркая тапочками. На полпути она обо что-то споткнулась, потеряла тапку, не глядя, нашарила его босой ногой и скрылась в подъезде, без стука притворив за собой дверь. Юрий проводил ее глазами, сунул руки в карманы и уныло поплелся домой – перед тем как начинать действовать, нужно было, как минимум, принять душ и выпить кофе.
* * *
Кафе было чистенькое, светлое и уютное, а официантка – молодая, миловидная и приветливая. В общем и целом Юрию здесь нравилось. Даже музыка не раздражала – играла себе тихонечко где-то в глубине помещения, спокойная такая, умиротворяющая музыка без слов. Пахло здесь крепким кофе, ванилью и корицей, под потолком бесшумно вращались деревянные лопасти большого вентилятора, белизна скатертей резала глаз, а за огромным, от пола до потолка, окном с толстыми двойными стеклами беззвучно кипела жизнь московского Центра.
– Ничего не понимаю, – в четвертый, наверное, раз произнес главный редактор еженедельника «Московский полдень» Дмитрий Светлов, задумчиво теребя жидкую каштановую бородку.
– Чего тут не понимать, – возразил Юрий, устав сдерживаться. – Мент поганый, мусор тротуарный. Бабки взял и в кусты. Братва за такие дела его бы по стенке размазала, так что потом легче было бы закрасить, чем соскрести.
– Да нет, – морщась, сказал Светлов, – тут наверняка что-то другое. До сих пор за ним такого не водилось.
– Все когда-нибудь случается в первый раз, – заметил Юрий. – Но учти, если я прав, этот первый раз будет последним. Останешься ты без своего информатора, Димочка, как пить дать останешься.
– Даже братва, на которую ты так часто ссылаешься, знает, что убивать ментов – очень нездоровое занятие.
– Тем не менее убивают их сплошь и рядом, – сказал Юрий. – Да не кривись ты, я его пальцем не трону. Ну разве что рыло начищу, пыль с ушей отряхну, так это ж святое дело! Полежит недельку – оклемается. Я имел в виду, что есть-пить-спать не буду, пока не оставлю его без работы. Я его, черта бритого, на нары упеку вместе с Веригиным.
– Да погоди ты грозиться, – сказал Светлов. – Что ты, ей-богу, как маленький! Сначала разобраться надо, а потом уже это... пыль с ушей...
– Вот сейчас и разберемся, – мрачно пообещал Юрий, кивая в сторону окна.
Светлов повернул голову и увидел остановившийся прямо напротив их столика потрепанный джип.
– Ну вот, – сказал он, – минута в минуту. А ты волновался.
Юрий промолчал. Из джипа вылез его бритоголовый знакомец, запер дверь, подергал ручку и, на ходу засовывая ключ в задний карман джинсов, легкой пружинистой походкой двинулся через тротуар к входу в кафе. Теперь, когда он не сидел за рулем, а двигался, бросая по сторонам быстрые взгляды, Юрию стало ясно, что отряхнуть ему пыль с ушей может оказаться непросто.
– Привет, – сказал бритоголовый, приблизившись к столику. Обращался он к Светлову. – Я вижу, ты не один? А, это вы, – с кислой миной добавил он, сделав вид, что только теперь узнал Юрия. – Черт, Дима, я же просил...
– Присядь, – сказал Светлов, – поговорить надо.
– Я просил, – упрямо продолжал мент, усаживаясь за столик, – больше не использовать меня в качестве затычки для всех дырок подряд. Ты еще помнишь, какой у нас был договор? Я сливаю тебе информацию, и на этом точка. Подставить меня хочешь?
– Не кипятись, – сказал Светлов. – Мне нужна именно информация, и ничего больше.
– Тебе, – подчеркнул мент. – Или, может, ему? – Он дернул подбородком в сторону Юрия. – Что вы на меня так смотрите?
Юрий, откинувшись на спинку стула и покойно сложив на животе руки, разглядывал его с оскорбительным любопытством.
– Любуюсь, – сказал он. – Такой напор, такая агрессия, такое, черт подери, чувство собственного достоинства! Кто бы мог подумать, что все эти качества принадлежат мелкому взяточнику? То есть, виноват, крупному. Да еще такому вдобавок, который кидает своих клиентов. Вы абсолютно правы, что хотите только сливать информацию. Это ваше призвание, ни на что другое вы не годитесь. Начнете обделывать дела покрупнее мелкого стукачества, и вас непременно грохнут.
