К огромному облегчению Ньюсона, Хелен поднялась и пошла в ванную. Через несколько секунд, стаскивая мокрые простыни с кровати, он услышал стон. Не крик, а низкий, покорный стон.
Дверь ванной была приоткрыта. Открыв ее, Ньюсон увидел, что по-прежнему голая Хелен стоит перед зеркалом. По ее щекам текут слезы, а по одному боку — кровь. Она ударила себя в сосок ножницами Ньюсона, проткнув его лезвиями насквозь. Ножницы торчали в ране, а Хелен стояла, безвольно свесив по бокам изрезанные руки и глядя на себя с любопытством, словно со стороны.
Ньюсона нелегко было заставить паниковать. Он был старшим полицейским офицером и знал, как действовать в кризисных ситуациях. Не говоря ни слова, он подошел к открытому ящичку на стене, из которого Хелен вытащила ножницы, и достал бутылку «Детола» и вату.
— Прости, — тихо сказала она.
Кровь уже стекала на ее ноги и на пол. Что она еще придумает, чтобы загадить этот дом? Он взялся за ножницы и вытащил их из груди Хелен одним резким движением. Она застонала от боли, но не пошевелилась и позволила ему залить рану антисептиком. Потом он приложил ватный шарик к каждой стороне кровоточащего соска, прикрывая порезы.
— Попытайся сдавить их, — сказал он. — Сильнее, я попробую его замотать.
Хелен держала ватные шарики, а Ньюсон обтер ее грудь туалетной бумагой, прежде чем наложить самодельную повязку.
— Сосок — не самая удобная часть тела для перевязки, — сказал он, — даже такой торчащий.
— Прости, — снова сказала Хелен.
Наконец Ньюсону удалось закрепить повязку на груди Хелен, и крови стало меньше.
— Нужно поехать в травмпункт, — сказал Ньюсон.
— Это глупость.
— Хелен, я очень плохо разбираюсь в анатомии соска. Ты воткнула в него ножницы, и я не знаю, к чему это приведет. Может быть, нужно наложить швы или прочистить рану. В противном случае может начаться заражение, и у тебя будут большие неприятности.
— Можно мне остаться? Ты такой хороший врач.
— Нет. Мы поедем в больницу.
Он вызвал такси и затем, смыв с Хелен губкой мочу и кровь, нашел ей просторную рубашку и штаны. Он оделся и сделал кофе, пока они ждали такси. Прошло меньше часа с того времени, как он собирался готовить ужин.
— Хелен, — тихо сказал Ньюсон. — Ты больна. Тебе нужно посоветоваться со специалистом.
— Нет, все в порядке, правда.
— Ты должна думать о Карле. У тебя ребенок. Это твоя самая главная ответственность. Я буду очень откровенен с тобой, Хелен. В своем положении я должен сообщить об этом в социальную службу. Ты мать-одиночка, склонная к нанесению себе увечий.
— Я никогда ничего серьезного не делала.
— А что, если однажды ты совершишь ошибку? Что, если ты будешь дома одна с Карлом, зайдешь слишком далеко, и он найдет тебя истекающей кровью на полу.
— Такого не будет. И никогда не было.
— Ты пойдешь к врачу?
— Я не могу оплатить лечение.
— Тебе нужно поговорить со своим участковым врачом, и он направит тебя на лечение за счет Национальной медицинской службы.
— И что они сделают? Отнимут у меня Карла? Нет уж, спасибо. Со мной все в порядке. Ты собираешься настучать на меня?
— Думаю, нет.
— Очень правильное решение. Потому что в противном случае, Эд, я расскажу обо всем, что ты сделал со мной, и это останется в твоем личном деле на веки вечные.
Приехало такси, и Ньюсон вздохнул с облегчением, когда Хелен подхватила свою сумку и без протестов села в машину.
— Не нужно ехать со мной. Я в порядке, — сказала она.
— Я хочу поехать, — ответил Ньюсон, и они оба знали, что это неправда.
— Хорошо.
В машине Хелен спросила Ньюсона, ответил ли он на предложение Кристины встретиться всем классом.
— Да, я сказал, что пойду, — сказал Ньюсон.
— После того как ты узнал, какая она на самом деле сука?
— Послушай, Хелен, мне очень жаль, но у меня воспоминания о школе и некоторых одноклассниках несколько другие, чем у тебя. Я понимаю, что ты была несчастна тогда и сейчас тоже, но это твои проблемы. Я с удовольствием встречусь с бывшими одноклассниками и с Кристиной тоже. Если ты думаешь, что я ужасный и противный, то извини, значит, я такой и есть.
— И естественно, ты никогда больше не хочешь видеть меня в своей жизни, так?
