— Расскажите нам о Фарре Портер, — попросил он.
— Мы всегда были счастливы здесь.
— Пока не вселилась мисс Портер.
— Мы никогда не видели такой женщины, — сказала миссис Гельдштейн, закатывая глаза к потолку.
— Чем же она была так плоха? — спросила Наташа.
— Не люблю плохо говорить о покойниках, сержант, но она была настоящим тираном. Она хотела нас выселить. Она мечтала о двухэтажной квартире и хотела соединить нашу квартиру со своей. Хозяин дома, конечно, был на ее стороне. Видите ли, мы платим фиксированную ренту, и он уже много лет мечтает от нас избавиться. Мы стоили ему много тысяч, но это не наша вина.
— Он не догадывался, что мы проживем так долго, — хмыкнул старик.
— Поэтому мисс Портер вместе с хозяином пытались нас запугать. Она постоянно жаловалась и говорила, что от нас много шума и вони. Конечно, хозяин знал, что это чушь, притворялся, что верит, и делал нам предупреждения.
— Она сказала, что поверить не может, что вынуждена платить почти полмиллиона за свою квартиру, в то время как наша обходится нам в две сотни в неделю, и что ей приходится жить с грязными иммигрантами, которые отравляют ей воздух. Иммигранты! Я ей сказала, что жила в Англии, когда ее еще на свете не было. Мы жили при Гитлере и пришли сюда чуть не босиком. И ей нас не запугать.
— Но она пыталась.
— Больше не попытается! — сказал старик, не в состоянии сдержать улыбку. — Ну и злились мы на нее той ночью за шум, — добавил он.
— Да, — согласилась его жена, — мы хотели даже жалобу написать. Конечно, утром мы поняли, что жаловаться больше не на кого и что ее убивали, пока мы стучали в потолок, чтобы сделала музыку потише.
— У нее играла музыка? — спросил Ньюсон.
— Да, раньше мы ничего подобного не слышали.
— Вы слышали, что это была за музыка?
— Какая-то поп-музыка. Настоящей музыки совсем не было.
— А какая именно?
— Я же говорю: поп-музыка. Господи, инспектор, она ведь бывает только одного вида, разве нет? Дурацкая.
— Значит, вы не помните, что тогда играло?
— Если вы имеете в виду, кто именно пел, то я не имею на этот счет ни малейшего представления.
Ньюсон и Наташа вышли от Гельдштейнов и остановились на лестничной площадке, чтобы обсудить услышанное.
— Значит, играла музыка, — сказал он. — Как и в случае с Бишопом и Нейлом Брэдшоу. Может, и в других случаях тоже, но этого мы не знаем.
— Ну, он ведь включал музыку, чтобы заглушить крики, так?
— Да, вот только у Фарры Портер во рту был кляп.
— Знаешь, в случае с Бишопом эта музыка никак не давала мне покоя.
— Почему это?
— У нас есть куча подтверждений музыкального вкуса Бишопов. Вся улица знала, что именно они слушали.
— Middle of the Road и другая легкая музычка.
— Вот именно. Начало семидесятых, насколько я помню.
— Это так кажется: этот стиль возвращается.
— И все же в ночь убийства в доме играл рок-н-ролл конца пятидесятых.
— И на что это указывает?
— Вот этого я и не знаю.
Они поднялись мимо квартиры Фарры Портер к ее соседям сверху. Здесь жил молодой биржевой брокер с женой и новорожденными близнецами. Несомненно, именно такие люди являлись потенциальными избирателями Фарры Портер, но в данном случае об этом и речи не было.
— Она начала беситься, как только близнецы впервые закричали, — сказала миссис Ллойд, пока няня разливала чай. — Должна признать, что малыши очень горластые — два мальчика, что тут сказать. Сейчас они, слава богу, спят, но что я могу поделать? Младенцы очень шумные.
— Я не могла этого просто так оставить, когда она прибежала жаловаться в первый раз, — добавила няня. Это была самоуверенная молодая австралийка, которая запросто вмешивалась в хозяйские разговоры. — Я сидела одна с Гарри и Уильямом, раздался звонок, она влетела как фурия, просто рвала и метала и заявила, что многоквартирный дом — не место для младенцев, и что она привыкла к окружению взрослых людей, и что нам нужно съехать в отдельный дом.
— Нет, представляете? Какая наглость! — добавила миссис Ллойд.
— Я ей сказала: «Послушай, милочка, я просто няня, и у меня и так забот полно с двумя орущими младенцами, и на черта мне нужна фурия, которая названивает в дверь и орет».
