— Да. Мерзкий ублюдок. Не давал ему отключиться до последнего удара, хотя одному Богу известно, в каком умственном состоянии он был к тому моменту. Абсолютно не в себе, наверное. У него мозги буквально катались туда-сюда в голове.
— У вас есть предположения, что это было за оружие?
— Ну, если хотите знать, я считаю, это телефонная книга. Вполне подходит по всем параметрам.
— Но это не телефонная книга Спенсеров?
— Нет, их книга цела и невредима. К тому же убийце нужно было гораздо больше одной книги. Я провел эксперимент дома, ударяя словарем Томпсона по перилам лестницы. Уже через двадцать минут книга начала рассыпаться. Думаю, убийце понадобилось бы от пятнадцати до двадцати таких книг.
— Двадцать телефонных книг? Тяжело, наверное, таскать с собой такое оружие.
— Да уж, и можете себе представить, как на меня посмотрели, когда я сдуру предложил свою версию. Пятнадцать или двадцать смертоносных телефонных книг в качестве оружия убийства. Да уж, я хорошо поплатился за это.
— Может быть, он обмотал книгу скотчем, которым связал жертву. Тогда ее бы надолго хватило.
— Тогда на черепе обязательно бы остались микроскопические частицы. А я их не нашел.
— Но там были частицы ткани, так?
Доктор пролистал несколько страниц экспертизы, которую составил тогда, отложив в сторону фотографии раны, отображавшие оторванные куски окровавленной кожи и волосок, лежащий на обнаженной кости черепа.
— Убийца очень хорошо очистил рану, но все не смог вычистить, это бы никому не удалось. Да, было порядка двадцати ниточек.
— Есть какие-нибудь предположения насчет того, что это мог быть за материал?
— Я подумал, что это могли быть нитки от рукава его свитера.
— Что-нибудь еще?
— Боюсь, больше вам помочь не могу.
— Совсем ничего необычного?
— Вот разве что похороны.
— Вы ходили на похороны?
— Да, я всегда стараюсь посещать похороны, если покойный побывал у меня на столе. Просто из вежливости. Если честно, я делаю это для семей. Они ведь знают, где я был.
— И где же это?
— Внутри любимого ими человека. Я знал больше о человеке, которого они любили, чем они сами. Я побывал в каждом укромном уголке и вызнал все секреты до единого. Я незваный гость. Говоря начистоту, еще один мучитель, и я хочу показать им: я всегда помню, что я вторгаюсь в сокровенное. В человека, который любил и был любим.
— Впечатляет.
— Поразительно, как высоко они это ценят. Ни разу не было случая, чтобы семья меня не поблагодарила. В случае со Спенсером было по-другому, очень странно, поэтому я и запомнил. Мне показалось, что его никто не любил, потому что я в жизни своей не видел более унылых похорон. Только я, родители, два его брата, один дедушка и священник.
— Да уж, неловкая ситуация, надо полагать.
— Да. Более того, я даже согласился помянуть его шерри и бутербродами. Что вы на это скажете?
— Мило.
— Но это еще не все. Был еще один интересный момент.
— Какой?
— Это произошло, когда гроб опускали в могилу. Вдруг непонятно откуда появился молодой парнишка в военной форме и сыграл сигнал отбоя. Наверное, он прятался за деревом.
— Да уж, мило, правда? Военные почести и все такое.
— Он сыграл ее на казу. Знаете, это такая свистулька, которая издает почти неприличные звуки. Парнишка явно не хотел почтить память усопшего. Не думаю, что это было знаком уважения.
— И никто ничего не сказал?
— Сигнал отбоя не очень длинный. Думаю, все были немного в шоке. В любом случае, когда мелодия закончилась, молодой человек сразу исчез. Просто кошмар.
Когда Ньюсон собрался уходить, доктор попросил передать привет доктору Кларк.
— Мы вместе учились в медицинском колледже, — сказал он. — Мне она всегда нравилась, но она вечно встречалась с богемными ребятами.
— А, да, — ответил Ньюсон. — В конце концов она вышла замуж за музыканта. Он играет на мандолине.
— Не может быть. Не думаю, что это был брак по расчету.
— Да уж, вряд ли она вышла за него ради денег.
— И вряд ли ради размера его инструмента. Ха-ха. Мандолина, говорите? Не очень шикарный инструмент.
— Я считаю, в жизни вообще мало шикарного.
— Ну, передайте привет от меня, хорошо? Чудесная девушка. Просто чудесная.
