— К Федору Петровичу я… От Варвары, — сказал Фиолетов.
— Федор Петрович уехал.
— Тогда, может быть, Иван Иванович дома?
Хозяин улыбнулся и протянул Фиолетову руку. Хозяина дома звали Сергей Петрович. Он рассказал, что работает кондуктором на товарных поездах и живет бобылем.
— Из членов РСДРП кроме тебя кто на примете?
— Один кочегар в паровозном депо работает, двое на водокачке. Да и на промыслах должны быть…
— Вот видишь, люди, выходит, есть. Надо только связать их друг с другом. Начнем со сходки… Ну, хотя бы на железнодорожной станции, где ты работаешь.
— Это можно. Надо только, чтоб случай представился.
Ждать пришлось недолго. На другой день по приезде Фиолетова в Грозный по городу поползли слухи о том, что в прошлое воскресенье в Петербурге царь расстрелял мирную манифестацию рабочих.
Фиолетов бросился искать петербургские газеты, не нашел и решил, что, наверное, забастовали или железнодорожники, или печатники. На третий день газеты наконец-то пришли, и Фиолетов стал жадно читать скупые сообщения о кровавых событиях в столице. Более тысячи одних убитых! Вызванные расстрелом рабочих забастовки в Петербурге, Москве, Риге, Варшаве. И всюду пули, всюду кровь. Послание Святейшего синода ко всем православным. Фиолетов прочитал и его: «Подстрекатели, имея в среде своей недостойного священнослужителя… дали рабочим насильственно взятые из часовни крест, иконы и хоругви, дабы вернее вести к беспорядку и гибели… Святейший синод, скорбя, умоляет чад церкви повиноваться власти».
Фиолетов отбросил газету. Что ж, картина более или менее ясна, и теперь можно, да что значит можно, необходимо рассказать народу о том, что произошло в Петербурге.
Он пришел в железнодорожные мастерские перед обеденным перерывом. Тут все было ему привычно. Визжало железо под острием резца, дышали жаром печи, в которых накалялся металл, ухали и глухо стучали паровые молоты, снопы холодных искр летели из-под точил.
Сергей Петрович подошел кое к кому из рабочих, что-то сказал им, показывая на стоявшего поодаль Фиолетова. Мастер тоже на него скосился, но ничего не сказал.
Прогудел гудок, и в мастерских стало тихо. Фиолетов вышел на середину и взобрался на верстак.
— Товарищи!
Многие рабочие переглянулись. Их еще никто так не называл.
— Товарищи! — повторил Фиолетов. — Только что получено известие: девятого января в Петербурге рабочие организовали мирное шествие к царю, чтобы рассказать ему о своей горькой доле. Они шли с детьми. Они несли иконы и хоругви и ждали, что царь встретит их и выслушает. И царь их встретил. Но не добрым словом, на которое они по простоте душевной рассчитывали, а солдатскими пулями, ружейными залпами по безоружной толпе, по таким же пролетариям, как мы с вами.
В мастерских собрались люди, многие из которых впервые слышали революционное слово, и Фиолетов старался говорить просто.
— Тысячи… вы слышите, товарищи, тысячи убитых, раненых и покалеченных людей! Они взывают к мщению. Мы не можем безучастно смотреть, как по велению царя гибнут наши братья по классу. Пусть же пролитая кровь рабочих падет проклятием на царское правительство! Пусть захлебнется оно в народной крови! Народ всей России будет протестовать и уже протестует против учиненного царем кровопролития. Настал момент, когда всеобщая скрытая злоба в ненависть к самодержавию превращается в грозный клич: «Долой героев кнута и насилия! Долой хищника-кровопийцу и его прислужников!»
Фиолетов обвел собравшихся беглым взглядом и успокоился. Его слушали жадно, с той затаенной опаской, которая придает услышанному особый, жгучий интерес.
Народу в мастерских прибывало. Пришли эксплуатационники со станции, конторщики, рабочие паровозного депо. Некоторые протискивались вперед, чтобы лучше слышать этого незнакомого рабочего паренька. А он говорил, все более воодушевляясь.
— Только что закончилась нашей победой всеобщая политическая стачка в Баку. Да вы об этом, наверно, знаете, потому что наша стачка нашла отклик по всей России. Мы добились многого. Где на час, где на два сократили рабочий день, подняли оплату за труд. Пора и вам присоединиться к общей борьбе. Бросайте работу! Предъявляйте требования своей администрации. Боритесь за восьмичасовой рабочий день, за свободу собраний и демонстраций! За демократическую республику!
