Отлично.
– Хорошо.
Лучше повиноваться матери.
Выходя из дома, Нита захватила свитер и сумку и, закрыв за собой дверь, убедилась, что та заперта. Затем сделала глубокий вдох, прислонилась лбом к филенке и закрыла глаза. Ей казалось, она ходит по канату. Один неправильный шаг – и может упасть. Проблема в том, что Нита не знала, куда именно упадет, но в любом случае ничего хорошего ее не ждет.
Неужели мать убьет Фабрисио, пока Ниты нет и она не может ей помешать?
Нет. Конечно, нет. Но она может начать отрезать его конечности.
Нита сглотнула, сжала кулаки. Разве это так ужасно? Здесь нет ее вины – ее там не будет, и она ничего не может поделать. Нужно просто выкинуть из головы эти мысли.
Но ведь Ните так или иначе придется вскрывать его, когда все закончится, вырезать его испуганные голубые глаза и положить их в банку.
Она выдохнула воздух, который задерживала в груди.
Начинать отрезать части тела Фабрисио сейчас было бы бесполезно.
Она прошла по коридору и, спустившись по лестнице, отправилась к магазину.
На улице было темно и стоял туман, но уличные фонари хорошо все освещали. Нита жила в хорошей части Лимы, прямо в центре района Мирафлорес, и не слишком беспокоилась о безопасности в ночное время.
Кожу приятно грело вечернее тепло, а легкий ветерок доносил до носа запах каких-то пряностей из ближайшего ресторана. Нита пробыла в Лиме всего месяц, но город ей очень нравился. Это было одно из лучших мест, где они открывали свой магазин.
Нита с матерью часто переезжали. Они останавливались в центре континента, и мать колесила по всем соседним странам, охотясь за сверхъестественными существами, которых можно убить и продать. Много лет они жили так и в США, прежде чем переехать во Вьетнам, затем в Германию и вот сейчас в Перу.
Нита прошла мимо открытой двери ресторана и увидела пару американских туристов, которые набросились на официанта. Женщина что-то ворчала по-английски, а официант просто смотрел на нее, с улыбкой качал головой и пытался сказать ей на ломаном английском и испанском, что не понимает.
– Тогда найдите мне того, кто понимает! – рявкнула женщина и повернулась к мужу. – Можно подумать, сюда не нанимают людей, говорящих по-английски.
Нита закатила глаза и пошла дальше. Откуда у американцев взялась эта навязчивая идея, что все должны изучать их язык, чтобы им угодить? Они ведь в Перу! Почему же они не выучили испанский?
Она повсюду замечала подобные странности. Туристов, ворующих осколки керамики и монеты из немецких замков, потому что можно. Богачей, которые прилетали в Хошимин с мыслью, что могут купить на ночь любого, кого захотят, и делать с ним все что угодно, плевать на законы этой страны.
Нита прошла мимо ресторана и направилась дальше по улице.
Остановившись прямо под мемориальной доской, посвященной борьбе против испанцев, она задумалась об испанских конкистадорах, которые пятьсот лет назад пронеслись по Южной Америке в поисках золота, залив кровью весь континент.
В груди у Ниты шевельнулось неприятное чувство. На мемориальной доске говорилось о Писарро[5] – конкистадоре, который провел кровавую полосу через Перу. Он взял Инку – правителя инков – в заложники, а затем, в качестве выкупа, потребовал за него полную комнату золота. Золото люди отдали, но Писарро все равно убил вождя.
Он был еще не самым худшим конкистадором. Христофор Колумб вообще отрезал руки коренным жителям, которые не добывали требуемое им количество золота каждый месяц. Прямо как ее мать отрезала пальцы Фабрисио. Нет. Не нужно об этом думать.
Сейчас Нита решила проигнорировать внутренний голос, который говорил ей, что она не вправе называть туристов привилегированными придурками, ведь ее мать наделяла себя правом отнимать жизнь у существ и продавать их органы и конечности ради прибыли.
Вместо гигантского супермаркета Нита отправилась в местный магазинчик на углу. Ей не нравились толпы в больших магазинах люди – всегда начинали с ней разговаривать. Она слышала их дыхание, а иногда ощущала прикосновение их тел, и от этого ей становилось неловко.
Угловой магазинчик был небольшим, но подчас Ните все равно приходилось разговаривать с кассиром. Хотя это гораздо лучше, чем чувствовать на себе давление толпы. К тому же здесь никогда не образовывалось очередей.
