Но не только это расстроит доктора при их следующей встрече. Им придется обсудить день рождения Кулькена, а для большого босса это из года в год нерешаемая проблема. Кулькен прекрасно понимал, что не найдет в себе сил покинуть свое убежище перед этим событием. В глубине души он надеялся, что все забудут, что его никто не поздравит и коллектив компании не закатит ему очередную глупую вечеринку. Но на самом деле он знал, что уже пару недель его день рожденья был у всех на устах. Стоит сейчас ему попасться на глаза кому-нибудь, он обязательно услышит: «Босс, у вас же день Рождения скоро! Не прячьтесь в своей берлоге, мы все равно вас вытащим!» Кулькен вздохнул.
«Кому вообще нужны эти праздники? Ну, стал я на год ближе к смерти, и что? Радоваться теперь приближающемуся переходу в вечность?»
Определенно, Браламонтс будет очень разочарован. Но Кулькен уже все решил, даже если потом на следующей встрече доктор будет его ругать и грозить временным отстранением, «Крепость» он ни за что не покинет.
Когда лифт во второй раз издал веселый дребезжащий звук, Кулькен ввел специальный код на панели управления, чтобы дверь открылась. Он хорошо защитил свое убежище, потому что мог себе это позволить. Он был владельцем крупной IT-компании и имел возможности для воплощения некоторых своих прихотей. Единственной помехой в этом была необходимость раз в неделю видеться с доктором Браламонтсом, который в свою очередь выносил решение о том, способен ли Кулькен занимать руководящую должность. В случае же, если доктор не вынесет положительный вердикт, компания будет передана в управление другому кандидату, назначенному Правлением. Кулькен останется ее владельцем на бумаге, но управлять ею больше не будет. Но самым страшным для него было не это. Лишившись руководящего поста, он лишился бы своей «Крепости». Поэтому встречи с доктором стали неотъемлемой и не очень приятной частью его жизни. Все как с ненавистными менеджерами. Те тоже были неприятными, но необходимыми шестеренками в механизме компании.
Он шагнул в свою «Крепость» и, лишь когда двери закрылись у него за спиной, улыбнулся. Теперь он был дома, по-настоящему дома.
После того случая в школе, когда мальчишки-задиры спустили в туалет вещи Томми, прошло несколько дней. Ребят тогда наказали, родителей вызвали в школу, а Пирту Грину вообще пригрозили отчислением. Вот уж у кого точно был плохой день. Родители посадили его под домашний арест, а отец даже отвесил ему подзатыльник.
«Слава Богу, — думал Пирт, — что этого никто не видит». Подзатыльник стал для него самым унизительным наказанием. Это означало, что отец очень зол, и, что еще хуже — отец на стороне Томми. Пирт еле сдерживал слезы, глаза его стали влажными и приобрели стеклянистый отблеск. Томми же, как и всегда, все лишь пожалели.
«Даже мой отец считает его жертвой! Люди! Алло! Разве вы не видите, что он дурит вас? Разве не видите, что использует?» — негодовал про себя Пирт.
— Зачем ты трогаешь этого паренька, а, Пирт? Зачем? — глядя в увлажнившиеся глаза сына, спросил Грин старший.
Пирт молчал. Он знал, что объяснять отцу бессмысленно, потому что, такие как Томми Фичи всегда выходят сухими из воды. Он учился с Томми с первого класса, и никогда Томми не получал по заслугам. В случаях, когда его все-таки ловили за какой-нибудь шалостью, его наказывали, но потом про наказание или забывали, или отменяли.
Пирт ненавидел Томми. Конечно, что такое настоящая ненависть он не представлял, но те чувства, которые испытывал к Томми, не мог охарактеризовать никаким другим словом. Нет, Пирт не желал Томми зла, но он хотел, чтобы когда-нибудь хотя бы раз в жизни Томми был по справедливости наказан, и после случая с подзатыльником решил, что если уж никто не может наказать Томми, то придется взвалить эту непосильную ношу на свои плечи. В конце концов, даже если не получится наказать — можно попробовать хотя бы унизить.
В подвале их дома стояли мышеловки. Утром в одну из них попалась мышка. Ее-то Пирт и принес с собой в школу в коробке, спрятав в рюкзаке под учебниками. Подбросить мышку в пенал к Томми не составляло труда. Доказать, что мышку подбросил Пирт или кто-то из его компании, не представлялось возможным, по крайней мере, так он считал и при случае собирался придерживаться именно этой линии защиты.
