Мальчики срывают плакаты.
Жан. Эй, вы, помогите слезть моей маме. А потом еще раз - марш к ратуше. Тьера под арест! Пусть скажет нам, что он хотел сделать с нашими пушками.
Бабетта. Три поцелуя тому, кто захватит Тьера живьем!
В
Восемь часов утра. Владелица булочной снова закрывает дверь на засов и железную накладку. Филипп стоит рядом и угрюмо посматривает на огромного
роста женщину, которая, вскинув ружье на плечо, шагает возле пушки.
Владелица булочной. Непременно начнутся беспорядки. Если они теперь устроят Коммуну - а об этом все говорят, - то будут грабежи. Все разделят между собой, потом каждый пропьет свою часть - и станут делить снова. Ты сам бунтовщик, и ты больше никогда не вернешься в мою пекарню. А твой братец хорош, хорош. Молодой священнослужитель! И тоже мятежник!
Филипп. Он еще только семинарист, И то лишь потому, что иначе не мог бы учиться.
Владелица булочной (в ярости). Он, значит, крадет деньги у братьев-монахов из общины святого Иосифа! Подходящее дело для вас коммунаров! (Уходит в пекарню.)
Из соседнего дома выходит Женевьева.
Женевьева. Доброе утро, Филипп. Как вам живется в новом веке?
Он бурчит что-то себе под нос.
Да-да, началось новое столетие. С эрой насилия покончено. Пушки мы уже отобрали.
Филипп. Да, теперь они в руках у женщин. Хорош новый век. (Подавленный, уходит в дом, где живут Кабэ и его брат.)
Женевьева, весело посмеиваясь, натягивает перчатки. По улице идет с
мрачным видом "Папаша".
Женевьева. Доброе утро, сударь. Не вы ли это отправились сегодня ночью на улицу Грано, где был захвачен генерал Леконт? Что с ним сделали?
"Папаша". Его расстреляли, гражданка.
Женевьева. И так было правильно?.. Кто же его расстрелял?
"Папаша". Кто же мог это сделать? Народ.
Женевьева. И без суда и следствия?
"Папаша". Конечно, нет. По суду народа.
Женевьева. И вы были при этом?
"Папаша". При этом был каждый, кто присутствовал. Послушайте, не ломайте себе голову над участью врагов народа. Есть дела поважнее. (Угрюмо насупившись, входит в дом, где живут Кабэ.)
Учительница смущенно смотрит ему вслед.
IV
19 марта 1871 года. Ратуша. Лестница, ведущая в зал заседаний Центрального комитета Национальной гвардии. У дверей сидит гвардеец; он ест хлеб с сыром и проверяет пропуска. "Папаша", Коко и мадам Кабэ ожидают. Делегаты спешат
на заседание.
Делегаты. Надо найти общий язык с мэрами двадцатого округа, чтобы обеспечить новые выборы.
- Наоборот! Надо выслать туда батальон и арестовать их, - это гиены, иначе их не сделали бы мэрами.
- Главное - собрать большинство голосов; весь Париж пойдет к урнам, если мэры присоединятся к нам, - их надо принять.
- Ради бога, никакого насилия, - мы не склоним Париж на свою сторону, если будем его пугать.
- А кто же это, Париж?
Делегаты, кроме одного, проходят в зал.
"Папаша" (обращается к нему). Гражданин из Центрального комитета, не можете ли вы сказать там внутри гражданину Пьеру Ланжевену, что нам необходимо с ним поговорить. Эта женщина - его свояченица. Почему не впускают всех желающих?
Член комитета. Зал недостаточно велик. И нельзя забывать, гражданин, что враг подслушивает.
"Папаша". Важнее всего, чтобы мог слушать народ. Оставьте хотя бы двери открытыми.
Группа членов комитета входит в зал и оставляет открытыми двери.
Голос. Предложение шестьдесят седьмого батальона: "Исходя из того, что народ Парижа не щадил своей крови ради защиты отечества и терпел лишения, передать двадцатому округу для раздачи один миллион франков, получаемый от окладов, уходивших на содержание изменнического правительства".
Возгласы. Принято.
Мадам Кабэ. Они здорово взялись за дело.
"Папаша". Главное - это поход на Версаль.
Мадам Кабэ. Теперь не только будет белый хлеб, но я даже смогу его купить.
"Папаша". Но если поход на Версаль отложат, то белого хлеба хватит ненадолго.
Голос. Продолжаем обсуждение вопроса о выборах. Делегат Варлен.
Голос Варлена. Граждане гвардейцы! Сегодня в два часа ночи правительство с помощью нескольких батальонов сделало попытку разоружить Национальную гвардию столицы и захватить пушки, чтобы отдать их пруссакам. Нам удалось предотвратить эту попытку.
