Женевьева. А какой у нас народ! Я была сегодня на концерте в пользу лазаретов, в Тюильри. Ожидалось несколько сот слушателей, пришли десятки тысяч. Я стояла в этой необозримой толпе. И - ни слова жалобы!
Ланжевен. Они верят нам и многое терпят. (Смотрит на плакаты.) Номер первый. Право на жизнь. Да, да, но как это право обеспечить? Взгляни на другие плакаты, там написано все очень верно, но как это выглядит "а деле? Номер второй. Не есть ли это и свобода делать дела, свобода существовать за счет народа, вести интриги против народа и служить его врагам? Номер третий. Хорошо... Но что предписывает им совесть? Разве не то, что предписывают им власть имущие? А номер четвертый? Выходит, что всем биржевым акулам, всем чернильным гадам из продажной печати, всем мясникам-генералам и прочим пиявкам дано право собираться в Версале и устраивать против нас гарантированные номером, пятым манифестации "идейного" свойства. Может быть, свобода клеветы им тоже гарантируется? Ну а в номере шестом разве не допускаем мы выборы обманщиков? Выборы народом, сбитым с толку школой, церковью, прессой и политиканами? А где наше право захватить Французский банк, в котором хранятся богатства, созданные нашими руками? Ведь этими деньгами мы могли бы подкупить всех генералов и политиков, наших и прусских!.. Мы должны были узаконить только одно единственное право, один пункт: _наше_ право на жизнь!
Женевьева. Почему же мы этого не сделали?
Ланжевен. Ради свободы, в которой мы ничего не понимаем. Мы не были готовы, чтобы, подобно отряду, который сражается не на жизнь, а на смерть, отказаться от личной свободы, пока не завоевана свобода для всех.
Женевьева. Но мы же только не хотели обагрить наши руки кровью.
Ланжевеи. Да, но в этой борьбе возможно лишь одно из двух: или обагренные кровью руки, или отрубленные руки.
Б
Заседание Коммуны. Входят и выходят гвардейцы с донесениями. Время от времени тот или иной делегат поспешно покидает зал. Чувствуется сильнейшая усталость. Слышен отдаленный грохот орудий - работа приостанавливается.
Делеклюз. Граждане делегаты. Вы слышите пушки версальцев. Начинается последний решительный бой.
Пауза.
Риго. В интересах безопасности я разрешил делегации женщин одиннадцатого округа явиться сюда, чтобы в этот ответственный час передать вам некоторые пожелания парижан.
Общее одобрение.
Делеклюз. Граждане, вы назначили меня уполномоченным по военным делам. Бесчисленные задачи по устранению ущерба, причиненного войной, то превращению войны национальной в войну социальную, удары, наносимые извне, вроде передачи Бисмарком Тьеру ста пятидесяти тысяч военнопленных, - все это и многое другое не оставило нам времени должным образом организовать отборные силы пролетариата в новой и чуждой ему военной области. Мы имели дело с генералами разного рода. Те, что пришли снизу, из наших собственных рядов, не владеют новым оружием, те, что сверху примкнули к нам, не умеют управлять новыми солдатами. Наши бойцы, только что сбросившие иго эксплуататоров, не хотят, чтобы ими командовали, как марионетками. Обученные офицеры принимают их инициативу, их отвагу за недостаток дисциплины. Главнокомандующий Россель потребовал, чтобы для освобождения форта Исси ему за ночь собрали десять тысяч человек. Делегаты сами взяли на себя вербовку людей и собрали семь тысяч. Господин Россель, не досчитавшись трех тысяч, садится на коня и покидает свой пост, оставляя форт Исси версальцам, которые сидят наготове в своих казармах. Больше того: господин Россель сообщает реакционным газетам, что наше дело погибло.
Ранвье. Вот он, великий хирург, которому подавай лизол, а если его нет, он умывает руки и бросает больного.
Делеклюз. Мы стоим перед решительным боем, перед уличными битвами, которые решат исход борьбы. Теперь начнутся баррикадные схватки, столь презираемые военными специалистами, начнется борьба самого населения за каждую улицу, за каждый дом. Граждане делегаты, мы пойдем в бой, как привыкли ходить на работу, и мы будем так же хорошо драться, как работали. И если бы, граждане, нашим врагам удалось превратить Париж в могилу, он все равно никогда не станет могилой наших идей.
