Захар Ильич (Лагидзе) постарался апеллировать к разуму, рассудку, здоровому рационализму, здравому смыслу, в конце концов, ссылаясь на ученые степени, вселенский опыт, ученые труды, пропуская сквозь пальцы обвинения и обиды личные, лишь бы найти поддержку в необходимости изучать подобные явления, или хотя бы убедить не мешать в этом, если нет возможности или желания помочь, ставя себе задачей: сохранить редкие научные кадры, кропотливо подобранный коллектив научных отделов, своей работой уже обративших на себя внимание западных коллег, но никто не слушал! Точнее будет сказать — именно слушали, выискивая словосочетания и междометия, могущие подойти для очередного выпада, которые и случались совершенно невпопад.
Ужасным было не то, что это происходило, а то, что эти унижения и злопыхательства нравились подавляющему большинству участников и зрителей, злорадствующих, как им казалось, неудаче ученого, и радующихся якобы справедливости, но вот в чем она заключалась не мог констатировать не один из них!
Как говорил Сократ * (вольное изложение его мысли): что бы опровергнуть софиста * (Софистика — это философское течение, имеющее корни в древней Греции, осознанно использующее часто подмену понятий и ложность доводов, то есть софизмов), необходимо направить его рассуждения в его же сторону! К этому и попытался прибегнуть Захар Ильич. Не подумайте, что это выглядело, мол: «А вот если бы вас расстреляли или ваши родственники?» — совсем нет, хотя и коснулось личности:
— А если бы вы сами пострадали бы от «реактивного психоза»?! Вот представьте себе, вы совершенно здоровый психически человек, просыпаетесь и…, а на самом деле не просыпаетесь, а приходите в себя, стоя весь в крови, с карабином в руках, окруженный разбросанными отстрелянными гильзами, трупами ваших жены, детей, родственников и ничего исправить уже не можете… — Страшно представить подобное, а ведь и от меньшего сходят с ума, скажем, в случае произошедшего несчастья с любимым человеком, погибшим неожиданно, в молодом возрасте, оставившем вас, разбив вашу жизнь на «до» и «после», превратив ее в бездонный бассейн, наполненный ядом страданий, одиночества, безысходности, бесцельности и пустоты вашего существования.
— Да вы, уважаемый академик, совсем сбрендили что ли, если пытаетесь представить, кого-либо из присутствующих в такой вот ситуации?! Вот воистину говорят верно, произнося: когда Господь хочет наказать человека, Он сводит его с ума! Ищите среди больных и не пеняйте на здоровых вашими «если бы, да кабы»! … — Рев студии заглушил осуждением и протестом, теперь уже любую оглашенную Лагидзе мысль, подстегивал депутата и его поддерживающих персон. Русло темы, оставаясь прежним, после этого переполнялось уже не обсуждением самой себя, но тем, что мешало всегда обратить внимание на настоящие проблемы — авторитет одного человека поднимался за счет унижения другого.
Как же часто мы это видим, и как же легко этому потворствуем! Ужасен лик падших, видящих себя на фоне унижаемых в кажущемся превосходстве — самообман и пустая гордыня…
Постепенно накал страстей дошел до своего апогея, при котором регалии и звания забываются, а место дискуссий превращается в апокалипсический Армагеддон, с представлением каждой стороной именно себя в образе добра, а противоположной — исчадием ада.
Мы можем немного поприсутствовать в виде стороннего очевидца, ибо участвовать в подобном, значит, быть причастным к поддержке, какой-то из точек зрения, без понимания которой выбирать сторону просто глупо, хотя именно этим часто занимается большинство населения земного шара, умнО рассуждая о темах далеких и малоизвестных. Попробуем разобраться.
Изначально редакторами программы предполагалось, что оба: депутат, и чиновник будут придерживаться одной точки зрения, поэтому они оказались соседями на обширном диване, удобно расположившись по его концам с небольшим промежутком между, что позволяло иногда закидывать ногу на ногу то одному, то второму, но чем жестче становились реплики, тем собраннее были и позы. Мягкость седалища и глубина посадки несколько сглаживала разницу в габаритах, так и оставляя визуальное равенство при спокойных нотах.
