10 января. Слезы у тебя на щеке блестят, как дождь на птичьем оперении.
13 января. Критик пишет только о переизданиях.
15 января. Глядя на красивую женщину, я не могу не влюбиться в нее, я от нее без ума. Это как удар молнии и длится столько же: мгновение.
19 января. Он ничего не говорит, зато известно, что он думает: глупости.
26 января. В омнибусе толстая женщина, упитанная, здоровый цвет лица, но глупая, как ее бриллианты. Беседует с господином, сидящим напротив, и через несколько минут мы уже видим воочию всю их идиотскую жизнь.
— Театр — это накладно, — говорит она, — если приходится платить за билеты.
— У меня, — говорит господин, — билетов всегда сколько угодно. Часто я даже возвращаю билеты в ложу Оперы, если их присылают не вовремя.
— А мы, — говорит дама, — всегда платим за билеты.
Она рассказывает об одном очень хорошем спектакле, на котором ее супруг плакал, как дитя. Она говорит о «Рыжике»: «Это глупость.
Если бы я знала… и если бы не артисты… «Воскресение» — это не для девиц, но за исключением социалистической части, мне это нравится».
* Доброта никогда не ведет к глупости.
6 февраля. Бернштейн поет хвалу Расину, но не Расину — создателю трагедий, не Расину-человеку… Так какому же Расину?
* В палате депутатов с Леоном Блюмом.
Сначала ничего не разберешь. Все непонятно. Постепенно устанавливается порядок. Время от времени внизу, у трибуны председателя, собираются депутаты, министры — нечто вроде семейного совета. Очень точно выразился Жорес: никто, даже Дешанель, не интересуется публикой, что на галерке…
…У нас отнимают трости и шляпы из страха, что нам захочется бросить их в голову правительству… Стакан с водой служитель меняет каждый раз, когда меняется оратор. Пьют воду очень немногие.
Это прекрасный театральный зал. Это театр.
1 марта. Грустный, дождливый, ветренный день. Представляешь себе одинокий замок, где вся семья, позевывая, говорит: «Как жалко, что сейчас не сезон больших маневров. Хотя бы офицеры заглянули».
2 марта. Крестьянин, с которым я учился в школе и для которого остался «стариной Жюлем».
* Женщина показывает свою грудь и верит, будто предлагает свое сердце.
* Муж, жена и священник — это и есть настоящий треугольник.
3 марта. Леон Блюм очень умен и ни грана остроумия. Это утешение людям вроде меня, которые считают себя остроумными и не очень уверены в своем уме.
4 марта. Стиль, изборожденный молниями.
6 марта. В театре. Маленькая старушка на откидном стуле, которую я заметил лишь потому, что наступил ей на ноги. В последнем акте «Болтуна» подошла к рампе и с целью вызвать автора или актрису, которой она приходится матерью, стала бить в сухие ладошки, локти прижала к телу, голову склонила набок, прислушиваясь, не последуют ли ее примеру. Это было трогательно.
И она добилась своего.
* Ирония входит в состав счастья.
21 марта. «Кренкебиль». Закрытая репетиция.
Все охвачены энтузиазмом, но без посторонней помощи он вот-вот потухнет. Франс их гипнотизирует. Лично я не слишком увлечен. Все это очень элементарно, очень старательно выделано. Франс беспечен, как может быть беспечен лишь новичок в театре. Все ему по душе, и любит он всех подряд — от Гитри до Фредаля.
Гитри сделал себе грим, о котором все сначала заявили, что «это просто шик», потом разглядели, что он слишком смахивает на карнавальную маску. Он нацепил сверх того картонный нос, и никакого Кренкебиля не получилось, а получился Гитри с картонным носом.
Театр совсем пустой. Все актеры разошлись.
Мы сидим в креслах в оркестре. Франс, мадам де Кайаве, которая дважды или трижды смотрела «Рыжика». Здесь совсем темно. На сцене — светильник в виде длинной черной палки, воткнутой в пол, — так называемый «дьявол».
