Дневник - страница 72
Несколько раз Антуан, слушая Депре, восклицает: «Вот это актриса! Как интересно с ней работать и учить такую женщину!» Она краснеет от похвал.
Ужинаем в театральном баре. Полицейские стучат в дверь. Антуан кричит им: «Я у себя дома».
2 марта. Генеральная репетиция. Иду в театр пешком. За кулисами ходят зловещие слухи по поводу пьесы Эрмана. Спектакль не получился. Кто-то протестует… Чувствуется сопротивление публики. Депре бледная от волнения. Антуан нервничает. Я даю ему какой-то совет, но он почти не слушает. Я остаюсь в его уборной.
Я хожу, рассеянно оглядываясь вокруг. Машинально трогаю вещи. Наконец слышу, как опускается занавес, слышу шум. Потом появляются актеры с какими-то странными лицами. Антуан целует Депре и говорит, сдерживаясь: «Это огромный успех!» Сияющая Депре без парика говорит мне: «Это вас надо спросить, довольны ли вы!»
О, прекрасные лица тех, кто приходит сюда ко мне, лица, освещенные улыбкой, смягченные слезами. Гитри: «Мы многого ожидали от вас, но вы превзошли себя!» Мадам Брандес: «Ох, как я рада! Вы великий художник!» Маринетта до краев переполнена радостью, Декав, чуть-чуть суховатый Куртелен, Порто-Риш, покачивающий головой, Капюс, который говорит мне: «Это первоклассно», — и мне становится стыдно, что я так сурово оценивал его пьесу.
— Я лично, — говорит Антуан Маринетте, — ничего не сделал. Сделал все он один. Он принес мне целый ворох ремарок.
27 марта. Верю в свою бледную звезду.
2 мая. Мама. Маринетта уговорила меня пойти к ней. Сердце у меня слегка бьется, потому что мне не по себе. Мама в коридоре. Она тут же начинает плакать. Молоденькая служанка не знает, куда сунуться. Мама долго меня целует. Я отвечаю ей всего одним поцелуем.
Она вводит нас в папину спальню, снова целует меня и говорит:
— Как же я рада, что ты пришел! Заглядывай ко мне время от времени! Господи боже мой! Какая я несчастная!
Я ничего не отвечаю и выхожу в сад. Она говорит:
— Пойди посмотри наш бедный сад! Куры разрыли все грядки и клумбы!
Только я выхожу из комнаты, она падает к ногам Маринетты и благодарит ее за то, что та меня привела. Она говорит:
— У меня только он один и есть. Морис приходил меня навестить, но даже не смотрел в мою сторону.
Она хочет дать мне серебряный столовый прибор. Маринетте она предлагает стенные часы. Как-то она сказала Байи: «В Сент-Этьене я видела маленький перочинный ножичек, и я чуть было не купила его тебе».
Целый год я ее не видел, — она не то что постарела, а расплылась, обрюзгла. Лицо все такое же, по-прежнему в нем чувствуется что-то пугающее, как на той фотографии, где она держит на коленях Мориса.
Мать Жюля Ренара с сыном Морисом
Никто не плачет и не смеется с такой легкостью, как она.
Я прощаюсь с ней, не поворачивая головы.
Клянусь, я уже давно не мальчик, и все-таки она действует на меня, как никто другой…
10 мая. Коммуна Шомо настолько незначительна, что даже газеты нашего края не пишут ничего о муниципальных выборах в Шомо. Парижские газеты «Ля Пресс», «Матэн», «Эвенман» объявили о моем избрании. Но в Корбиньи, в четырех километрах отсюда, никто не знает, что я избран. Правда, я сам позаботился о том, чтобы известить Париж.
11 мая. Дайте мне жизнь, о литературной части я позабочусь сам.
* Я двигаюсь, как крот. Время от времени обрушиваю комок земли. Просвет. Затем возвращаюсь в свою тьму.
30 мая. Пламя, пожалуй, последнее, в камине. Роза, первая, в стакане с водой.
* Наша душа бессмертна! Почему? А почему не душа животных? Когда гаснут два света, какая разница между пламенем жалкой свечи и пламенем великолепной лампы со сложной горелкой, на высокой подставке, под абажуром, который развевается, как юбочка?
2 июня. Моя мания быть добрым убивает во мне талант незаурядного полемиста. Когда я читаю статью Рошфора или Дрюмона, я иногда говорю себе: «Бедняжки! И это все?»
* Кюре из Шитри. В глубине души он очень оскорблен, что я не отдал ему визита, который он мне нанес после трех месяцев колебаний.
— Вы увидите, — говорит кюре, — он честолюбец, ваш Ренар. Он явился в Шомо хлопотать о выборах. Он захотел чинов. Не может пройти в Академию, так хочет стать муниципальным советником. Он надеется на наших людей. Я с ним говорил, я знаю, какой он мечтатель (улыбаясь), поэт! А гордый какой! Да, да… Он взял себе в заместители своего слугу Филиппа. Он написал «Рыжика», чтобы отомстить своей матери, добрейшей женщине.
