— Ну, значит, два месяца вы продержитесь!
17 апреля. Оба Дюма опрокинули общепринятую теорию бережливости. Отец был расточителен, а сын — скупец.
28 апреля. Со стороны кажется, что я живу изо дня вдень, «растрепанно», и, однако, у меня есть вполне определенная и прямая линия поведения: по возможности обеспечить материально жену и ребенка, лично довольствоваться малым и добиться того, чтобы мое имя прозвучало хотя бы как медный бубенчик.
29 апреля. Написать любовную идиллию двух металлов. Сперва они пассивны и холодны в руках сводника-ученого, затем, под действием огня, они сплавляются, смешиваются друг с другом, становятся тождественны друг другу, в совершенном слиянии, какого никогда не узнает самая яростная любовь. Один уже поддается, уже начинает таять, расплываясь беловатыми потрескивающими каплями.
* Глупый ветер, который, дуя во всю мочь, гнал перед собой два-три облачка, похожие на кроликов.
30 апреля. Метемпсихоз, как мера наказания: душа Бисмарка, перешедшая в мимозу.
3 мая. У меня есть идея романа, но она мне представляется в виде ежа, оттого что я не смею к ней прикоснуться.
27 мая. Возможно, Гонкурам не хватает именно искусства подавать свои остроумные замечания, языковые курьезы, выкладывать их на витрину, на обозрение зевакам. Замечаешь, что они умны — и необыкновенно умны, — лишь при втором или третьем чтении. Но какой же порядочный человек будет читать дважды одну и ту же книгу?
28 мая. Смех, печальный, как клоун в черной одежде.
30 мая. Восковая богородица под стеклянным колпаком, с золотым яблоком на голове, неподвижная, как будто ожидающая выстрела Вильгельма Телля.
* Стояла такая глубокая тишина, что мне показалось, будто я оглох.
* Поставить эпиграфом к «Мокрицам» фразу Флобера (см. Дневник Гонкуров, том 1): «Мой замысел сводится к тому, чтобы передать некий оттенок, цвет плесени, которым окрашено существование мокриц».
* Реализм! Реализм! Дайте мне прекрасную действительность, и я буду работать, следуя ей.
2 июня. Я построил себе столь прекрасные замки, что с меня хватило бы их развалин.
4 июня. Перечел «Сельского священника»[16]. Смерть госпожи Граслэн великолепна. Тем не менее мне кажется, что этот жанр романа умер, по крайней мере для подлинно талантливых людей. Это — обман зрения. Это производит большое впечатление, но ненадолго и лишь вызывает улыбку. Я хочу сказать, что Бальзак здесь становится каким-то талантливым Монтепеном, если угодно — даже гениальным. И я думаю, что подлинно одаренные писатели не смогут больше писать всерьез такие книги.
7 июня. Возможно, мы доживем еще до той поры, когда через все моря пройдут дороги и несчастные наши рыбаки превратятся в буржуа, чуть ли не в любителей, и будут рыбачить в пиджаках из синего молетона, в домашних туфлях и при газовом освещении!
10 июня. Шквал спокойствия!
* В своих «Крестьянах» Бальзак делает крестьянина болтуном, а я, напротив, считаю, что он отнюдь не болтлив.
У Бальзака слишком мощный гений: избытком его он делится со своими персонажами — крестьянами.
21 июня. Художник — это человек, носящий берет.
* Если вам очень хочется смеяться, вы сочтете меня остроумным.
* Лодка движется за своим парусом, как древний воин за своим щитом.
27 июня. Высокомерная белиберда Барбе д’Оревильи[17].
7 июля. Запись, заметка для меня нечто безнадежно мертвое, чем я при всем своем желании не могу пользоваться.
18 июля. Экзотическое растение раскрывает свои листья, похожие на веера из бритв.
12 августа. Мериме, пожалуй, будут читать дольше, чем кого-либо другого. В самом деле, он меньше, чем прочие, пользуется образами, то есть тем, что ведет к увяданию стиля. Будущее принадлежит писателям сухим, сдержанным.
19 августа. Произведения Бурже: от них все-таки слишком несет парфюмерией.
27 августа. — Удивляюсь, — дружески говорит мне Трезеник, — что Жюльен не поместил вашей статьи. У него сейчас совершенно нет материала.
3 сентября. Валлет так определяет Флобера: совершенство таланта, но только таланта.
* Просто удивительно, как это литераторы могут любить друг друга, так друг друга понося.
* Он обрушил на меня удары своих комплиментов.
