18 марта. Педант — это тот, кто страдает несварением ума.
* Люди обычно стараются повыгоднее помещать свои похвалы, как помещают деньги, — с расчетом на проценты.
* Целыми часами он копается во Флобере, ищет блох и ляпсусов и в конце концов решает, что «Флобер был вовсе не такой уж великий писатель».
21 марта. Еще не научившись наблюдать, он уже полюбил все грандиозное и напыщенное.
4 апреля. Вчера мадемуазель Бланш принесла от мадам пасхальное яйцо в виде маленькой, расшитой шелками не то сумочки, не то корзиночки, наполненной до завязок конфетами от Фуке. Скажет слово и посмотрит в мою сторону. В течение двух последних недель она нас видела во сне четыре раза, особенно меня. Один раз я наговорил ей глупостей. Другой раз был с ней очаровательно мил. Она просит у меня книгу, журнал «Меркюр». Я не отвечаю или отвечаю грубо. Все это невыносимо и мучительно. Люди, которые не хотят вас понять, только напрасно себя терзают. Мне хотелось бы сказать ей что-нибудь приятное, а на язык наворачиваются лишь шутки весьма дурного тона, например, о ее облысевшем лбе или о гнойном прыще у рта. Я стараюсь проглотить свои шутки, как кусок сала, который никак не лезет в глотку. Маринетта хохочет. Мадам Б…, желая мне угодить, не без коварства сыплет остротами, которые так же похожи на настоящие остроты, как осколок стекла на бриллиант. Пусть не воображают, что быть добрым так уж легко. И в продолжение всего этого скучнейшего вечера мадемуазель Бланш улыбается невпопад, прислушивается, — не сказал ли я чего-нибудь? — цедит фразы, как и подобает хорошо воспитанной гувернантке, — о желудочных болезнях, о том, что жиры плохо перевариваются, о белом мясе, которое, что бы ни говорили, ничуть не лучше для пищеварения, чем обычное мясо; дает советы насчет режима питания; и хотя я совсем забился в кресло, сунул руки в карманы и сижу застегнутый на все пуговицы с благородным и холодным видом богача средней руки, у которого нищий клянчит копейку, я все равно чувствую, как два искательных глаза старой барышни шарят по моему лицу, два ее о чем-то умоляющих глаза. Я опускаю глаза, закрываю их, но вижу ее суетливые движения, как будто сквозь плотный слой воды. Это и нелепо и горестно. Я сержусь на себя. Обзываю себя бессердечным, жалким субъектом, но ничего не могу с собой поделать, и еще раз убеждаюсь, что мы прощаем лишь того, кого нам выгодно простить. И на черную доску человеческих подлостей я заношу еще одно очко в пользу сатаны.
9 апреля. Прочесть «Фанни» Фейдо, единственное, что у него стоит прочесть.
В «Фанни» есть лишь один оригинальный мотив: любовник восхищается мужем.
* В двадцать шесть лет так стремишься ко всему новому и так опасаешься впасть в повторения, что никогда не прибегаешь к своим записям.
* Двадцатилетний юноша, влюбленный в сорокалетнюю женщину, на каждом шагу твердит ей: «Я люблю вас, как отец!» Эта фраза звучит возвышенно и гротескно. Вставить ее в пьесу — и весь зал будет хохотать до упаду.
11 апреля. Написать книгу «Нигилизм». Рассказать в экспериментальном стиле, то есть привлекая сравнения из обыденной жизни, по параграфам современную философию, показать мышление, мало-помалу обращающееся само на себя, ставящее проблемы познания с той заинтересованностью, с какой буржуа обделывает свои делишки, а там понемногу прийти к Кантовой критике чистого разума, отбросив его мораль, как нечто слишком преднамеренное и искусственное. Словом, сделать книгу, которая относилась бы к истории современной мысли, как относится какой-нибудь роман Золя к его натуралистическим теориям. Приложить философию к жизни.
12 апреля. Не все ли равно, что я делаю. Спросите, что я думаю.
13 апреля. Если верить ренановскому «Будущему науки», то господин М. должен был стать ловким и удачливым коммерсантом, дабы его богатая дочка могла выйти замуж за бедного литератора, а тот, человек, разумеется, неглупый, но в общем-то ничем не примечательный, родил бы сына, которого направлял, воспитывал, растил и создал бы из него гения нашей нации.
15 апреля. — Мы с Ломбаром будем выпускать газету, — говорит Мариус Андре. — У нас хватит денег на два года.
