Приам отказался. Тогда Кассандра, самая горячая и самая лучшая из его дочерей, которой хотелось быть отданной в лагерь эллинов ради спасения родины, так затосковала, что у нее помутился разум, и она стала прорицательницей.
Приам и его знать не поступили бы так, если бы не отказался сам народ. Народ же вместе с пятьюдесятью сыновьями и пятьюдесятью зятьями царя — военачальниками, испытанными в набегах и войнах, — организовал оборону. Лучший из всех, первый герой троянцев, старший сын царя Гектор превосходил нашего Ахиллеса в духовном величии. Наш — молодец-пират, тот — герой-патриот…
— Да ты учитель! В этих делах не бывает великого или более великого. Есть величайший: тот, кому везет, будь он хоть жуликом!
— Короче говоря, мужчины, женщины, дети стали чинить и укреплять стены. Никогда прежде эллинам не приходилось видеть такой крепости! Будто ее воздвигали не руки человеческие, а сами боги! В мифе об этом говорилось так: построили ее самые блестящие боги из Додекады — великий Аполлон, бог волн суши (коней), и Посейдон, бог коней моря (волн!).
— Сам-то ты веришь этим сказкам?
— Еще чего!
— Тогда зачем же ты их сочиняешь?
— Делаю политику: чтобы поднять достоинство эллинов выше достоинства богов, раз смертные эллины смогли овладеть крепостью, построенной бессмертными богами! За ложь хозяева платят, а народы ей верят. И запоминают ее! В то время как правде они не верят (вот до чего вы их довели!) и забывают ее!
— Ты, видно, много знаешь!
— Такая у меня профессия!
Итак, миновал первый год, второй, третий, четвертый! Крепость не сдавалась, эллины же начали сдавать! И все больше падали духом. Ведь их убеждали в том, что они возьмут ее в течение нескольких месяцев! Но поскольку они разорили страну в первое же лето и ничего не посеяли, то теперь им нечего было есть. С наступлением страшной зимы, спустившейся с Гиперборейских льдов и со скалы Прометея, начался голод, и они стали совершать набеги сначала на ближние, а потом и на дальние страны вплоть до Бурсы и Фракии с целью воровства и грабежа. И конечно же, народы этих стран — ликийцы, фракийцы, фригийцы, дарданцы и множество других, всех не перечесть, — сделались врагами эллинов и союзниками троянцев. С каждым годом дела шли все хуже.
Тогда воины, которым все надоело, перессорились, разругались с царями, обманувшими их, и потребовали, чтобы их вернули на родину. Когда же на четвертом году в стане эллинов разразился мор, а первый герой Ахиллес повздорил с Агамемноном из-за каких-то бабьих дел, засел в палатке и перестал принимать участие в сраженьях, троянцы осмелели, вышли из крепости во главе с бесстрашным Гектором и отогнали эллинов к морю. А там горящими факелами и жестянками со смолой подожгли их корабли. Эллинское войско пригрозило царям, что если они не уедут вместе с ним, то воины перебьют их и уедут одни. В этот-то критический момент великий Одиссей и спас Элладу и ее честь.
Ни сильная рука Агамемнона, ни твердый лоб Менелая, ни огромный рост Диомеда, ни ослиное упрямство Эанта, ни быстрые ноги Ахиллеса, ни божественная мудрость старого Нестора — ничто не смогло сломить патриотизм и свободолюбие варваров. Его сломила лишь величайшая в этом лицемерном мире сила: ложь и предательство!
На последнем совете царей Одиссей говорил так:
«Иного способа овладеть Троей нет. Мы испробовали оружие, испробовали голод, испробовали время. Остается лишь предательство. С него-то нам и надо было начинать…
Мы захватили много пленных. Среди них немало всякой швали, для них нет ничего святого. Эти люди могут пойти на любую подлость, лишь бы им хорошо заплатили. Некоторых из них я пошлю обратно в крепость — пусть рассказывают, будто им удалось разорвать цепи и убежать. А потом увидите, что будет!»
Сначала он поймал, а потом повесил несколько дюжин дезертиров для примера и в назидание остальным. И первым лучшего из них, их вождя Терсита…
— Терсита? Но ведь его повесила я!
— Это другой! Всех предателей и смутьянов зовут Терситами. Потом приказал эллинам начать конопатить и смолить корабли и спускать их на море, как будто они собираются уходить. Снять палатки и собрать все вещи, которые они не смогли бы утащить с собою (кровати, мебель, бревна, доски). Все это было сложено в кучи и подожжено, языки пламени достигали бойниц крепости. Потом он приказал зарезать мулов и лошадей — и все для того, чтобы, уходя, ничего не оставлять врагу.
