Но я сидел неподвижно, как истукан и смотрел на небольшой четырехугольный снимок, лежавший на столе.
Это был тот самый снимок, который я оставил перед уходом из кабинета. И все же он отличался от предыдущего одной маленькой деталью. Знаете, есть такой тест на наблюдательность: «Найдите десять отличий».
Здесь отличие было только одно, и его не нужно было долго искать. Оно просто бросалось в глаза.
Незнакомка с фотографии исчезла.
Прадед стоял за пустым стулом, я теперь отчетливо видел его темные брюки, заглаженные стрелкой. Вчера эту подробность мне разглядеть не удалось. Ее скрывала фигура женщины, сидевшей на стуле.
Отлично просматривался теперь и сам стул: массивный, с резной готической спинкой…
— Бред, — произнес чей-то голос, и я понял, что сказал это сам.
Я немного пришел в себя и взял фотографию со стола. Руки дрожали мелкой алкогольной дрожью.
Я поднес снимок к самым глазам, но ничего не изменилось. Незнакомки на снимке по-прежнему не было. Прадед стоял за спинкой пустого старинного стула и улыбался мне холодной ненатуральной улыбкой.
— Бред, — повторил я окрепшим голосом.
Открыл ящик стола, в которые забросил остальные фотографии, быстро перебрал кусочки картона. Перебрал и бросил их обратно в ящик. Незнакомки на снимках не было.
То есть ее не было на остальных снимках и вчера. Незнакомка присутствовала только на одной фотографии, но я решил, что все перепутал, и поставил на стол фото прадеда, вместо парного снимка с неизвестной мне женщиной. По всем законам логики, парны снимок прадеда и незнакомки должен был находиться в столе, среди остальных фотографий. Но в столе его не было. Его нигде не было.
— Я уронил его по дороге в дом, — сказал я дрожащим голосом.
Поднялся со стула и почти бегом бросился в сад. По пути я рыскал под ногами взглядом голодного уличного пса. Но искал совершенно напрасно. Снимка нигде не было.
Я дошел до скамейки и присел на нее. В голове теснились неприятные тревожные мысли.
Кого я пытаюсь обмануть?! Самого себя, что ли?! Ведь я прекрасно помню, как любовался изображением молодой женщины в оранжевом свете кабинетного торшера! Я не терял снимок в саду! Я принес его в дом! Где же он тогда? Вернее, где незнакомка, бывшая на снимке?
— Я схожу с ума, — сказал я больным голосом и тронул висок. Сверху упало что-то мокрое. Я поднял голову и получил в лицо целую очередь крупных капель, высыпавшихся из серого облака над поселком.
Дождь отрезвил меня и заставил взять себя в руки. Я поднялся, пошатываясь на слабых ногах, дошел до дома. Захлопнул входную дверь и тщательно запер ее. Огляделся вокруг, словно прикидывал, чем можно забаррикадироваться для большей безопасности.
— Я схожу с ума, — повторил я. Потряс головой, отгоняя наваждение, и отправился в свой кабинет.
Перед дверью я пугливо затормозил. Мне показалось, что в комнате кто-то ходит.
Минуту я стоял перед закрытой дверью, припав к ней ухом. Но в кабинете царила тишина, и я устыдился своего отвратительного невроза. Решительно рванул на себя ручку и вошел в комнату. Пусто. Слава богу, пусто.
За открытым окном сверкнул ослепительный бесшумный зигзаг, в небесах взорвалась тяжелая бомба, раскатилась вокруг маленькими сердитыми барабанчиками. Дождь соткал прозрачную целлофановую занавеску, приглушил буйную яркость цветущего сада. Капли атаковали землю с яростным упорством осиного роя, дождь бил по подоконнику и заливал янтарный паркет.
На негнущихся ногах я подошел к окну и прикрыл створку. Оглянулся с некоторым страхом. Почему мне все время кажется, что за моей спиной кто-то стоит?
Комната была пуста.
Я вытер ладонью мокрое лицо. Посмотрел на пол возле стола, где лежали осколки разбитой вазы. Вода растеклась вокруг неподвижных желтых роз, часть лепестков рассыпалась и плавала на поверхности. Почему-то мне на ум пришли трупы, лежащие в собственной крови. Глупость какая! Чьи трупы? Почему трупы?
— Я сейчас все уберу, — произнес я. Тишина, царившая в доме, давила на психику все сильней. — Я все уберу, потом сяду за стол и позвоню Наталье Ивановне. Наверняка я вчера что-то напутал. Наверняка никакой незнакомки на фотографии не было. Это все мое воображение. Мое проклятое воображение.
