Понятно-то понятно, но когда это смена давления была для меня такой болезненной?
— Стареешь, — снова сказал я вслух и засмеялся. Потому что сам себе не поверил. Что же это за старость для сорокапятилетнего мужчины?
В общем, минут через пять мне удалось выбраться из кровати и принять душ. Я оделся, спустился на кухню и открыл холодильник. Оглядел довольно широкий ассортимент продуктов и недовольно скривился. Есть отчего-то совершенно не хотелось. Зато ужасно хотелось пить. Я включил чайник, налил себе немного апельсинового сока и решил выпить кофе. Возиться не стал, ограничился ложкой растворимого «Нескафе». Налил в чашку кипяток и уселся за стол. Не отрывая взгляда от грозового неба за окном, быстренько расправился с кофе и соком. Голову отпустило почти сразу. Настроение неожиданно поднялось, как и физический тонус. Чудеса! А я-то размышлял, не принимать ли мне цитрамон!
Я помыл посуду и отправился за свой рабочий стол, насвистывая популярный мотивчик. Черт, до чего же хорошо на свете жить! До чего хорошо устроена моя собственная жизнь! И люди вокруг меня замечательные: Глеб, например. Явился на помощь быстрей, чем Чип и Дейл, стоило только позвонить!
А Егор? Умница, пробивной мужик, да еще и благодарный человек в придачу! Уверен, что путевку Глебу организовал именно он.
А Оля? Понимаю ли я, как мне повезло с женой? «Не всегда, — признала совесть. — Не всегда». Да. Я, конечно, неважный муж. Живу, практически, отдельно, сам по себе, с женой в лучшем случае созваниваюсь, интереса к ее делам почти не проявляю… Зато я деньги зарабатываю! Вот-вот! Деньги зарабатываю! И, между прочим, не отказываю Ольге в ее дорогостоящих просьбах! Пожелала жена пятнадцать тысяч баксов на смену машины — извольте, вот вам пятнадцать тысяч баксов!
«Ты молодец», — похвалила меня совесть, ставшая сегодня необычайно покладистой. И мне сразу захотелось творить Добро и совершать Хорошие Поступки.
«Покажу Сашкину лабуду издателю, — решил я в порыве душевной доброты. — Даже не просто покажу, а поправлю там все, что можно поправить. Хотя что там можно поправить, если у человека тяжелый литературный язык… Сашке нужно писать учебники для вузов. Вот там ее мозолистый академический стиль будет вполне уместен. Значит, ее роман придется не поправлять, а переписывать заново. На это у меня уйдет примерно месяц».
Я уселся за письменный стол и тяжело вздохнул. Месяц… За месяц я могу собственный роман написать…
«Ладно, — решил я после небольших колебаний. — Обещал помочь — изволь помогать. Иди до конца. Нужно будет переписать Сашкин роман, значит перепишешь. В конце концов, издадут ее книгу, она, возможно, успокоится. Надо же сделать приятное человеку! Два года ждет! И, между прочим, пашет на меня, как савраска! Где бы я нашел такую секретаршу?»
«Ты платишь ей неплохую зарплату», — снова выступила совесть в мою защиту. Странно. Обычно мы с моей совестью находимся на противоположных баррикадах.
«Да, — признал я. — Плачу».
«Ты молодец», — повторила совесть, и я удивился еще сильней.
С чего она это сегодня такая добрая? С чего вообще я впал в такую эйфорию?
Ладно. Заканчиваем курить фимиам, приступаем к делу.
Я придвинулся поближе к столу, наклонился к вазе с розами и вдохнул упоительный запах раскрывшихся бутонов. Нужно поменять воду.
Я поднялся с места, взял вазу, и в этот момент на стол со стуком упало что-то небольшое, четырехугольное.
Ах, да! Я же вчера оставил на столе фотографию прадеда с прелестной блоковской незнакомкой, которая мне так понравилась!
Я поднял снимок, лежавший лицом вниз, поискал взглядом к чему бы его прислонить. Стол у меня большой, но я не люблю, когда на его поверхности горой свалены разные предметы. Поэтому кроме монитора, компьютерной клавиатуры, вазы с цветами и моего маленького телефона на столе ничего больше нет.
— Полежи пока тут, — сказал я и опустил фотографию на стол. — Сейчас воду поменяю и снова…
Тут мой взгляд, наконец, упал на снимок. Я икнул и присел на краешек кровати. Руки ослабели, пальцы разжались. Хрустальная тяжелая ваза с грохотом упала на пол и разлетелась по комнате сверкающими колючими осколками. Мне на ногу плеснула щедрая порция воды, носки немедленно промокли.