— Во всякое такое я не верю, — спокойно ответил Егор. — Что касается сверхъестественного… Знаешь, в разные времена были разные критерии сверхъестественного. Тысячу лет назад гроза считалась сверхъестественным явлением. Что касается призраков, потустороннего мира, НЛО, полтергейста…
Егор пожал плечами.
— Глупо отрицать очевидное, — признал он. — Существуют вещи, которые мы сейчас не можем объяснить. Но думать, что они существуют исключительно для того, чтобы как-то влиять на нашу жизнь, так же самонадеянно, как думать, что Солнце вращается вокруг Земли. Люди вообще существа самонадеянные. И в своем заблуждении искренне считают, что Вселенная устроена исключительно для них; во вред или во благо, в зависимости от обстоятельств… Ты же умный человек, понимаешь, что это не так.
— Понимаю, — подтвердил я. Егор говорил очень быстро, а я давно отвык от таких темпов. Поэтому напрягал свой мозг изо всех сил, чтобы успевать за приятелем.
— Ну, вот… Поэтому я не думаю, что мир призраков существует только для того, чтобы вынудить тебя застрелиться. У них наверняка есть какие-то свои интересы, не связанные с твоей персоной.
Я молчал. В том, что Егор говорил, было что-то удивительно отрезвляющее, и это действовало на меня самым отрадным образом. Мозги прояснились, в душе воцарялось давно забытое спокойствие.
Правда, при этом ужасно болела голова, свет ночника сильно резал глаза, а тело просто плавало в липком поту.
Я поднял руку и вытер ладонью мокрый лоб.
— Тебе плохо? — встревожился Егор.
— Мне все время плохо, — ответил я. — До тех пор, пока не выпью стакан сока…
Я прервал себя и засмеялся.
— Представляешь, я все пью и пью из одного пакета, а сок все не кончается и не кончается… Так бывает?
Егор быстро вскинул на меня глаза. Затем опустил взгляд, молча побарабанил пальцами по подлокотнику. И, словно отвечая ему, кто-то постучал в дверь.
Егор поднялся с кресла, подошел к двери и приоткрыл ее.
Мужской голос что-то коротко сказал из коридора, Егор удивленно поднял брови и посмотрел на меня.
— Что? — спросил я, приподнимаясь на локтях. — Ее нашли, да?
— Если ты имеешь в виду потайную комнату, то да, — ответил Егор. — Честно говоря, я думал, что она тебе… приснилась. Даже ступенек ровно шесть.
Я упал на подушку.
— Только никакого трупа там нет, — договорил Егор, и я подскочил на постели. — Там вообще ничего нет. Пустое сырое помещение.
— А дневник? — спросил я. — А пистолет? Их нашли?
— Пистолета в кабинете нет, — ответил Егор. — Что касается дневника… Какой он из себя?
— Толстая общая тетрадь в кожаном переплете, — ответил я быстро. — Переплет немного потертый, странички пожелтели… Рядом с диваном лежит.
— Слышал? — спросил Егор, обращаясь к человеку за дверью. — Действуй!
Он закрыл дверь и вернулся ко мне.
— Как же так? — спросил я растерянно. — Я же видел этот пистолет! Я до него даже дотрагивался!..
Егор соединил кончики пальцев и уставился на них. Он хмурился все сильней, словно был чем-то сильно недоволен. Прошло минут десять, прежде чем в дверь постучали снова.
— Попроси его войти, — сказал я.
Егор откинул голову на изголовье и громко сказал:
— Иди сюда!
Вошел незнакомый мне мужчина, одетый в белую рубашку с короткими рукавами и темные брюки. В общем, имеющий пристойный вид телохранителя солидного человека.
— Ничего? — спросил Егор.
— Ничего, — ответил человек.
— А в ящиках искали? — спросил я, вклиниваясь в беседу.
Телохранитель посмотрел на Егора, тот кивнул головой. Субординация была соблюдена.
— Да, — почтительно подтвердил человек. — Мы открывали ящики. Кожаной общей тетради в кабинете нет.
— Ничего не понимаю, — пробормотал я. Поднял голову и спросил громче:
— И пистолета нет?
— Нет.
— Ну, как же? — настаивал я. — Странный пистолет с длинным дулом… Деревянная рукоять, по-моему, покрытая лаком…
— Никакого оружия в вашем кабинете нет, — повторил мужчина твердым голосом.
Я откинулся на подушку и закрыл глаза. Глова гудела, как колокол.
— Можешь идти, — сказал Егор. — Да! Врач скоро будет?
— Уже везут, — ответил человек вполголоса.
Вышел из спальни и прикрыл за собой дверь.
— Ничего не понимаю, — сказал я, открывая глаза. Меня начинало лихорадить. — А ты?
