Дневник его любовницы, или Дети лета - страница 125

Шрифт
Интервал

стр.

— Я подозреваю, что наркотики ему давали незаметно.

Врач резко повернулся к Егору.

— Вот как! — протянул он задумчиво. Взглянул на меня еще раз, погладил длинными худыми пальцами свой подбородок.

— Это какая-то ошибка, — сказал я неуверенно. — Я живу один…

— Это серьезно? — спросил Егор у врача, не обратив внимания на мои слова.

Врач пожал плечами.

— Трудно сказать. Давали, скорее всего, какой-то галлюциноген. Какой — анализы покажут, на глаз не скажу. Зависимость не сильная, видимо, давали небольшие дозы. Зато налицо побочный эффект: сильное истощение. Галлюциногены вызывают отвращение к еде. Больных, которым приписывают такие средства, обычно кормят внутривенно… К тому же галлюциногены часто провоцируют обезвоживание. А вообще…

Врач еще раз посмотрел на меня и бодро добавил:

— Жить будет. И не таких вытаскивали.

Я снова упал на подушку.

Врач еще о чем-то вполголоса говорил с Егором, а я лежал неподвижно, смотрел в потолок, и думал только об одном: о своей наркотической ломке.

Это невозможно. Этого просто не может быть.

Бред какой-то…

●●●

Бред, не бред, но в больнице я пролежал три недели. Через три недели я взбунтовался и потребовал выписки.

Выписывать меня не хотели, пришлось нажать на Егора, который навещал меня почти ежедневно.

Егор сходил к врачу, провел разъяснительную работу и вернулся в палату с моими вещами.

Я уже говорил, что Егор умеет быть очень убедительным.

— Одевайся, — сказал он и кинул на постель спортивный костюм. — Ты свободен.

— Слава богу! — сказал я кисло.

Вылез из кровати, взял спортивные штаны и неуклюже запрыгал на одной ноге, втискиваясь в них.

— Ты сильно поправился, — констатировал Егор.

Я почувствовал злость. А то я и сам этого не знаю!

— У меня нарушение обмена веществ, — хмуро объяснил я. — Из-за наркотика.

— И что с этим делать?

Я влез в штаны и с трудом натянул на себя майку, которая стала мне тесной.

— Лекарства принимать.

— А без лекарств никак нельзя? — не отставал Егор.

Я с раздражением посмотрел на него. Я вообще стал очень легко раздражаться. Буквально с пол-оборота.

— Я теперь без лекарств и дня не протяну, — сказал я.

— Ну, это мы еще посмотрим, — пообещал Егор.

Я посмотрел на него. Лицо приятеля было непроницаемым.

Мы вышли из больницы, получив от моего лечащего врача толстую пачку рецептов.

— Это все твое? — спросил Егор.

— Мое, — угрюмо подтвердил я.

— Круто, — пробормотал Егор.

Я снова обиделся.

— А как ты хотел? — спросил я с напором. — Сердечная мышца ни к черту! Врач так поражался тому, что она не отказала, что мне хотелось перед ним извиниться! По всем медицинским законам я должен был сдохнуть через десять дней после приема препарата! Не ел же ничего!

— Не заводись, — сказал Егор ровным голосом.

Я споткнулся на полуслове.

— Извини, — сказал я через минуту. — Нервы тоже ни к черту. Врач меня предупредил, что будет тяжело адаптироваться…

Я замолчал, глядя в окно машины.

Мы ехали по трассе, ведущей к дачному поселку. Слева от меня простиралась ровная голубая полоса, и ее вид радовал мою душу.

Море.

— Я этим летом на море ни разу не был, — сказал я, не отрывая взгляда от синей ленты с белыми барашками, бегущими по ней.

— Лето еще не кончилось, — напомнил Егор.

Мы снова замолчали.

— На дачу едем? — осмелился спросить я, наконец.

— На дачу, — подтвердил Егор. — Ты же хочешь узнать, что с тобой произошло?

— Нет, — ответил я очень быстро и поежился. — Я ничего не хочу знать. Ничего!

Егор повернул голову и внимательно посмотрел на меня.

— Брось, — сказал он. — Нужно смотреть жизни в лицо. Даже если оно уродливое.

Я почувствовал, как сердце быстро заколотилось в груди. Достал из внутреннего кармана упаковку таблеток, выдавил одну и бросил ее под язык. Закрыл глаза, откинулся на спинку сиденья.

Егор проводил таблетку неодобрительным взглядом, но промолчал.

Я не хотел ничего знать, потому что догадывался. И догадка выглядела довольно страшненько. Я бы предпочел оставить все, как есть.

А впрочем…

Наверное, Егор прав. Невозможно прожить всю жизнь с нарывом в сердце. Когда-то он должен созреть и лопнуть.

Мы подъехали к моим воротам. Шофер надавил на клаксон, машина деликатно и коротко рявкнула.


стр.

Похожие книги