Сразу за стеллажами наверх уходили крашенные темной краской деревянные ступени, а в углу под лестницей располагалась неприметная дверь, скрывшая за собой все блага цивилизации (а проще говоря, душевую, прачечную и санузел с пятью унитазами).
Позавидовав доносившемуся из-за двери плеску воды и довольному мурлыканью Вероники, я отправилась изучать второй этаж. Ступеньки приветливо скрипели, словно радуясь гостям. Вдруг мне на мгновение подумалось, что дом за мной наблюдает. И что это не я изучаю его, а он меня…
Стараясь не обращать внимания на странный холодок, внезапно поселившийся в животе, я поднялась на последнюю ступеньку и огляделась.
Небольшой квадратный коридорчик. Две двери. Деревянные стены украшали два бра и картина с натюрмортом. Придирчиво оглядевшись, я заметила в потолке квадрат люка. Чердак? Вот только нет ни лестницы, ни возможности добраться до него…
Ну и ладно!
Решив не заморачиваться особенностями местной архитектуры, я оставила чердак неисследованным, толкнула одну из дверей и очутилась даже не в маленькой, а в крошечной спальне.
Честно! В комнатке помещались лишь кровать, комод и стул. Один. А в стене блестело чистотой стекло окна. Если бы не рамы, я решила бы, что стекол нет!
Распахнув ставни, я с наслаждением вдохнула необычайно свежий воздух, напоенный ароматом дождя, роз и леса.
– Маш? Ма-аш, ты где?! – Вероника, кажется, вдоволь наплескалась, и теперь ей захотелось общения. За то недолгое время, что мы были знакомы, я обнаружила в ней одно ценное качество: она не умела долго дуться и из всякой ситуации могла извлечь максимум удовольствия. – Машк? Ты куда подевалась?
Не отстанет!
Я вышла из комнаты и сбежала вниз.
– Тут я. Дом изучала. Так здорово! Такой воздух! И стены обиты свеженькими досочками!
– Угу. Как в бане! – снисходительно поддакнула она, обернув полотенцем влажные волосы.
– Ничего ты не понимаешь! Да я, может, всю жизнь мечтаю жить в таком доме и заниматься переводами в кресле у разожженного камина. – Я прошла за барную стойку и, взяв с полки две маленькие кружечки, наполнила их из кофеварки ароматным, густым кофе.
– Ха, проблема! Ты можешь попросить матушку или бабулю устроить тебе такую жизнь. У меня, к сожалению, нет богатых родственников. Вот и приходится искать того, кто обеспечит мне уют, – отбросив в кресло полотенце, подруга запахнула махровый халат и, затянув пояс, тоже подошла к стойке.
– Нет. – Я придвинула ногой высокий стул и уселась. – Ни за что. Я не возьму ни копейки из денег матери. Они не ее.
– Подумаешь. – Вера подсела рядом. – Если ты винишь ее в том, что она использует для комфортной жизни деньги тех, кто время от времени оказывается в ее постели, скажу тебе прямо – ты не права! Твой отец умер. Горе. Но нужно жить дальше. Нужно обеспечивать жизнь тебе и бабушке.
– А ты знаешь, что бабуля взяла маму из детского дома? – Я не хотела этого говорить. Не то чтобы это было тайной… Просто об этом факте из истории моей семьи всегда умалчивалось, но сейчас словно черт тянул меня за язык! – Воспитала ее, но она ей не мать. Как-то раз бабушка обмолвилась, что во время войны ее собственная мать бежала из Румынии, долго скиталась по Европе, пока однажды волей случая ее не занесло в Советский Союз, но и тут счастья она не нашла, была арестована, сослана в лагерь, где и умерла, оставив дочь совсем одну. Как бабуля выжила, я не представляю. Спасибо тому, кто отвел ее в детский дом. Потом, когда бабушка выросла, она решила взять на воспитание из того же детского дома девочку.
Подруга задумчиво побарабанила длинными пальцами и вдруг спросила:
– А у нее есть свои дети?
Я покачала головой.
– Нет. Она никогда не была замужем из-за какой-то трагедии, произошедшей с ней в юности, и всю жизнь отдала воспитанию приемной дочери, затем моему, и изучению своей страны и рода, к которому якобы принадлежит.
– И что это за род? – Подруга тоже взяла кружку.
Я сделала несколько глотков и с сожалением отставила опустевшую чашечку. Вкусный кофе!
– Ее имя София Береш-Вайнская. Но в России решили ограничиться записью в метрике «Софья Александровна Береш».
