В этом продолжении сна мальчик сидит за столом, за спиной у него шкаф, из которого время от времени доносится журчание воды, а в комнату входит Охараска, его двоюродная сестра. Ей четырнадцать лет, он примерно вполовину моложе ее, но, сколько им лет, во сне он не знает. Миновал полдень, время течет, то и дело останавливаясь, как на железнодорожных станциях. Все в доме родителей мальчика наслаждаются послеобеденным отдыхом, а Охараска вносит на подносе стакан малинового сока и миску с манной кашей на молоке. Девочка сварила ее сама, и, прежде чем поставить стакан и миску перед мальчиком, она улыбается широкой улыбкой, полной зубов и языка.
Мальчик хорошо понимает, что означает эта улыбка, и в ужасе кричит: «Нет! Нет! Нет!» – но, словно заколдованный, не может оторваться от стула, на котором сидит.
В этот момент у Лемпицкой, которой снится, что она мальчик, первый раз в жизни происходит эрекция. Тогда Охараска приказывает:
– Ешь!
Мальчик испуганно сует ложку с кашей в рот и запивает ее соком, а Охараска залезает под стол, головой раздвигает ему колени, расстегивает его, берет в рот и начинает сосать, как конфету. Спустя некоторое время он перестает пить то, что пьет, а она начинает пить то, что получает, чтобы пить…
В тот момент, когда из мальчика начинает течь нечто густое и сладкое, сон прерывается, и мадам Лемпицка с криком просыпается.
Впечатление от сна такое, что Лемпицка тормошит спящего Эрлангена и заявляет:
– Я должна немедленно вернуться в Европу.
Он смотрит на нее своим резиновым взглядом и смеется, не говоря ни слова. Наконец целует ее и говорит:
– Красавица моя, мы завтра и так возвращаемся. Отпуск кончился, пора в банк…
* * *
Стоит подслеповатое утро весны, ничуть не ставшей мудрее в тот день, когда мадам Лемпицка бог знает в который раз нажимает на черную пластинку звонка на двери с табличкой:
SYMPTOM HOUSE
А. & S. К. Сделки с движимостью
– Твою мать… ты оказался прав! Да кто же ты такой? – кричит Лемпицка прямо с порога и без колебаний требует у торговца снами, чтобы он продал ей следующий отрывок из ее будущей жизни.
Ус у Алексы Клозевица смеется, он разводит руками:
– Постольку поскольку вы видели сон, вы убедились, что мне незачем кого-либо обманывать, в том числе и вас. Если бы в тот вечер вы подошли к столу, на котором стоял ужин, как-то иначе, ну, например, с другой стороны, я бы узнал, что этот сон не ваш. Но, предупреждаю вас сразу, если вы заинтересованы в новом контракте, то то, что я могу вам предложить, будет стоить дороже.
– И что же это такое, что вы мне можете предложить, и почему дороже?
– На этот раз вы можете приобрести кусочек вечности. Поэтому и дороже. Кроме того, это связано с некоторой опасностью. Но в это нам лучше не вдаваться, потому что таким образом мы можем растревожить настоящее осиное гнездо, да я и не уверен, что вам понравится то, что я вынужден буду сообщить вам, если мы продолжим разговор о новом контракте.
– Не бойтесь, говорите. Я пуглива, но только в малом. Что вы мне приготовили?
– Это сон, который мог бы присниться вам в возрасте тридцати семи лет. То есть через два года. Ровно семьдесят одна секунда вашего будущего, которого у вас никогда не будет.
– В чем тут разница с предыдущим сном?
– Я могу обеспечить вам любой сон, который вам предстоит увидеть в вашей жизни. Но в данном случае речь идет о другом. Это такой сон, который вы не увидите никогда, потому что не доживете до тридцати семи лет. Это сон из вечности. Загробный сон. Но это ваш сон. Мне очень жаль, что приходится сообщать вам такое, но без этой информации мы не сможем продвигаться дальше в процессе переговоров относительно купли-продажи.
– Откуда вы знаете, что я не доживу до тридцати семи лет?
– Дорогая госпожа Лемпицка, вычислять такие вещи совсем не трудно. Если уж мне с точностью до дня известно, когда умру я сам, почему бы мне не знать и дату вашей смерти? До тридцати семи лет вы не доживете. И из того года от вашего рождения вы можете получить от меня только кусочек сна, который могли бы увидеть в том возрасте, если бы были живы.
