– Безусловно, – согласно кивнул Палей. – Но лояльность компетентного работника – это рыночный товар. У него есть цена.
– Я исхожу из этого – никто не даст вам большую цену, чем я. Ибо ваша цена – это не только ваш астрономический заработок в моей компании. Это еще и моя привязанность к вам. Она так огромна, что я не мыслю нашу жизнь врозь…
После долгой паузы Палей переспросил:
– Если я вас правильно понял, мы можем расстаться, только если один из нас умрет?
– Теоретически говоря – это можно понимать и так.
– Угу, понял, – смотрел в полированный паркет Палей. – Мы будем едины, как Бойль и Мариотт, как Гей с Люссаком… И хранителем-депозитарием нашей нерасторжимости будет Алексей Кузьмич. Простой человек, знающий одну форму лояльности – присягу.
– Совершенно верно, Вениамин Яковлевич. Это надежно.
– Да. До тех пор, пока я в чем-то не проколюсь. Боливар не «мерседес», ему двоих действительно не вынести…
Я беззаботно-весело рассмеялся, товарищески хлопнул Палея по плечу:
– Поэтому просто забудьте про скачки на Боливаре, ненадежном слабом животном! Вам нужно плавно ездить на своем навороченном «мерседесе», сосредоточившись на том, чтобы у нас никогда никаких проколов не случалось. Мир не интересуют никакие объяснения, он, как бухгалтер-ревизор, смотрит только на итоговое сальдо…
Палей помолчал, собрался уже совсем уходить, но остановился, хмыкнул:
– Занятно… Я надеюсь, вас не оскорбит мое предположение. Мне кажется, что вы и еще несколько известных мне людей не являетесь продуктом естественной человеческой эволюции…
– Интересная мысль, уточните, пожалуйста! – поправил я дужку очков.
– Я не фантазер и не выдумщик-мечтатель – профессия не позволяет. Но иногда вы мне кажетесь пришельцем… Вы – плод инобытия. Вы не из живой кровоточащей ткани, вы весь из кремниевого камня. Вы – другой…
Да, мой друг Палей, ненавидящий меня сейчас острой, синей, пахнущей ацетоном ненавистью, ты правильно угадал. Я другой, но я не могу тебе рассказать о моей невнятной жизни Мидаса. Мои радости, мои страдания – это не из твоей серой пухлой жизни. Это мое инобытие.
– Может быть, Вениамин Яковлевич. Я не знаю. Я подумаю об этом…
Сергей Ордынцев:
РАЗОРВАННАЯ ЦЕПЬ
– Алексей Кузьмич, вы не снимаете наблюдение за разведчиками из «Бетимпекса»? – спросил я Сафонова.
– Ни в коем случае! – сказал Кузьмич. – Наши пасут их открыто – внаглую. Пусть дергаются, надо, чтобы жизнь им мармеладом не казалась… Они плотно толкутся в районе Теплого Стана – тебе это ничего не говорит?
– Ничего, – помотал я головой.
Мы сидели в стеклянном боксе, замыкающем сзади лабораторию, где эксперт-криминалист «собирал» на мониторе женское лицо – рисовал компьютером словесный портрет. Купроксное стекло отделяло бокс от лаборатории – мы видели и слышали все происходящее, а из лаборатории стекло выглядело как глухая полированная стена.
Эксперта питали информацией двое – неудачливый охранник из трэвел-агентства, не разглядевший Кота на входе в офис, и оператор Валерия, долго обсуждавшая с дамой Кота планы прекрасного путешествия по VIP-туру.
Оператор Валерия подсказывала эксперту:
– Нет, брови у нее под углом идут… И губы чуть толще, округлее… Еще у нее симпатичные конопушки…
– Нос у нее покурносее, маленько вздернутый, – уточнял удрученный охранник, который надеялся, что его ценные сведения могут что-то изменить в его безнадежно рухнувшей карьере сторожевого.
Эксперт вносил коррективы в портрет – лицо на экране легко, быстро трансформировалось, все отчетливее проступал через компьютерную схему облик женщины, будивший смутное воспоминание, – я ее где-то видел. Видел, наверняка видел. Наверное, очень недолго, может быть, и не говорил с ней. Но я ее видел.
– …Если я получу достоверный портрет женщины, это увеличит наши шансы вдвое, – сказал я. – Кота пусть ищут «бетимпексовцы», мы должны у них сидеть на хвосте впритык. А я займусь женщиной, есть у меня кое-какие идейки…
– Бог в помощь, – усмехнулся Сафонов.
В радиодинамике умолкла музыка, пролетел какой-то неразборчивый текст, и снова зазвучал рекламный призыв: «…Верный Конь, Хитрый Пес и Бойкий Кот…» Сафонов, мотнув головой в сторону динамика, спросил:
