Тела солдат, мягко попадали в траву, а разводящий, раненый в ногу, упал и болезненно закричал. Пуля, выпущенная из «вала» Негатива, раздробила ему берцовую кость.
Чертыхнувшись, Бек, стоявший под грибком, бросил Калашников, подхватил из травы «вал», рванулся к вагончику, распахнул дверь и несколькими бесшумными выстрелами расстрелял отдыхающую смену. Их смерть тоже была лёгкой, не страшной.
Разводящий продолжал протяжно и болезненно кричать, тревожа предрассветный сырой лес с начавшим подниматься туманом. Негатив и Янычар подхватили его под руки и потащили в вагончик. Следом за раненым тянулся кровавый след, щедро пачкая сырую траву.
Остальные, рассредоточившись, заняли оборону на улице.
В вагончике безвольного разводящего посадили на шаткий скрипнувший стул, капитан сам вколол старому другу промедол и перевязал.
Раненый замолчал, вглядываясь мутными от недавней боли глазами в незваных гостей. Задержав взгляд на капитане, ошеломлённо прохрипел:
— Лёха?! Туркалёв?!
— Я, Саня, — вздохнул Янычар.
— За что?!
И тут до разводящего вдруг стало доходить. Он подозрительно уставился на товарища.
— Ты опузер? — спросил недоверчиво. — Хотя больше на дезертира смахиваешь: обросший весь.
Алексей промолчал.
— Мы враги, — грустно резюмировал Попов.
— Враги, Саня, — мрачно подтвердил Туркалёв, глядя в сторону.
Разводящий ошарашено молчал, переваривая информацию, пытаясь осознать её неотвратимость, рассматривая расстрелянную отдыхавшую смену. Тела лежали так, будто спят. Если бы не пятна крови…
— Ну, расскажи бывшему другу, как ты докатился до такого? — спросил Попов. — Как изменил Присяге?
— Никакой измены, Саня, — ответил капитан. — Я со своей частью оказался на стороне оппозиции. Вот и всё. Я не выбирал. Я выполнял приказы.
— Понятно, — сухо ответил разводящий. — У тебя был выбор, а ты предпочёл выполнять приказы. Понятно. Ты меня подстрелил?
Янычар отрицательно качнул головой.
— Хоть за это спасибо, друг, — усмехнулся Попов, сделав акцент на последнем слове. — Меня, значит, оставили «на потом». Промедолом поделились, благодетели. Информация вам нужна, да?
— Да, Саня, и мы её получим. Ты знаешь, как это делается, — катая желваки, ответил капитан.
— Сам пытать будешь, дружище? — пристально глядя на Янычара, спросил Попов.
— Ты можешь уйти с нами. Я поспособствую твоей реабилитации, возможность для этого есть хорошая.
— Переходи на сторону зла, у нас печеньки есть, — встрял Негатив.
Алексей посмотрел на него так, что Седых предпочёл от греха уйти прочь.
Попов криво усмехнулся:
— Весёлый у тебя подельничек.
— Не подельничек он, Саня. Он, как и я, офицер российской армии.
— Да что ты! — деланно удивился разводящий. — А я всегда считал, что опузеры предатели. А тут, оказывается, вон как. Офицеры российской армии. Надо же… А что бы вам всем скопом не перейти на сторону федералов, а? Согласны? И у нас печеньки есть. Я тоже рекомендацию дам. Нет? То-то. Что ж ты мне тогда предлагаешь подобное? Кстати, что вы делаете в этой глуши?
— Выходим после выполнения операции. «Вертушка» забрать не смогла, своим ходом топаем. Наткнулись на этот объект. Лучше бы стороной обошли…
— Понятно. Не извиняйся, дружище. Ты ведь выполняешь приказы, верно? — разводящий скорбно покачал головой. — Так это вы шишку из Генерального штаба и всю его охрану вместе с журналистом, солдатами и техникой положили?
Янычар промолчал.
— Издалека топаете, ничего не скажешь. Натворили вы дел. Тут такая заваруха началась, что ты! Комиссии, разбор полётов, крайних-то надо найти, сам понимаешь. Начальство прилетает — сплошь по три звезды на беспросветном погоне[5]. Я такого скопления звёзд в одном месте сразу и не видел никогда. Все через этот аэродром подлёта прошли.
Разводящий помолчал и спросил:
— Ты-то хоть кто по званию?
— Капитан.
— Что-то не жалуют вас там в оппозиции. Могли бы уже и майора дать.
— У нас там всё, как и было до войны. Ничего не изменилось.
— А я, как видишь, здесь обосновался. Перевели после тяжёлого ранения, доверили объект, — усмехнулся Санька одними губами. — Так что вы хотите узнать от меня?
— Давно ты здесь? — спросил Янычар.
